Главная страница
Главный редактор
Редакция
Редколлегия
Попечительский совет
Контакты
События
Свежий номер
Книжная серия
Спонсоры
Авторы
Архив
Отклики
Гостевая книга
Торговая точка
Лауреаты журнала
Подписка и распространение
УЗНАВАЕМЫЙ И УНИКАЛЬНЫЙ АВТОРСКИЙ ГОЛОС
Евгений Степанов, «Младший брат травы», книга стихотворений, М.: «Вест-Консалтинг», 2023
Держу в руках подаренную мне автором книгу. Она прочитана на едином дыхании, без принуждения и форсажа. Тихий, уютный разговор по душам.
В этой книге есть главное: узнаваемый и уникальный авторский голос. Ничего новомодного, надуманного и вычурного ни в поиске стиля, ни в графике стиха, ни в ритмике его, но дышит новизной и, простите за странный термин: свежестью. А в сказанном в прямоте откровения:
Держу в руках подаренную мне автором книгу. Она прочитана на едином дыхании, без принуждения и форсажа. Тихий, уютный разговор по душам.В этой книге есть главное: узнаваемый и уникальный авторский голос. Ничего новомодного, надуманного и вычурного ни в поиске стиля, ни в графике стиха, ни в ритмике его, но дышит новизной и, простите за странный термин: свежестью. А в сказанном в прямоте откровения:
«И ветер осенний
Пронзает насквозь.
Все больше сомнений,
Что все удалось».
Пронзает насквозь.
Все больше сомнений,
Что все удалось».
нет ни так любимого поэтами ритуального танца «про умру», ни, наоборот, бравады поэтического долголетия.
В то время, когда современная поэзия без оглядки несется к новым формам на космических скоростях, оставив далеко позади себя подуставшего читателя, поэзия Евгения Степанова отрадна силлаботоникой короткой строки, локальной строфы и усеченному до двух-трех, а то и до одной строф — объему, делающими все его стихи запоминающимися до прямого цитирования и растаскивания на афоризмы.
Вместимое в геометрию небольшого кубика — любое стихотворение столь емко и полновесно, что в старую загадку о весе килограмма ваты и железа я бы внесла остроумную поправку о его стихах.
Они весомее иных коллективных антологий. В них вечные философские смыслы бытия не пафосны, не менторские — ими полны голос рассудка и память во всегдашней оглядке на прошлое и предчувствии будущего.
В то время, когда современная поэзия без оглядки несется к новым формам на космических скоростях, оставив далеко позади себя подуставшего читателя, поэзия Евгения Степанова отрадна силлаботоникой короткой строки, локальной строфы и усеченному до двух-трех, а то и до одной строф — объему, делающими все его стихи запоминающимися до прямого цитирования и растаскивания на афоризмы.
Вместимое в геометрию небольшого кубика — любое стихотворение столь емко и полновесно, что в старую загадку о весе килограмма ваты и железа я бы внесла остроумную поправку о его стихах.
Они весомее иных коллективных антологий. В них вечные философские смыслы бытия не пафосны, не менторские — ими полны голос рассудка и память во всегдашней оглядке на прошлое и предчувствии будущего.
«Негодяи учили морали
И марали святых».
«А на до мною небо синее,
А подо мной родной суглинок».
И марали святых».
«А на до мною небо синее,
А подо мной родной суглинок».
И уже не тело подчинено сознанию, а сознание телу. «Хочу и буду» против «могу и смею»…
И гравируется читателем: «НЕ УМРИ» на щите души седеющего воина, который слагает новую песнь все о том же, но с новой ярью…
И пусть в иных стихах читателю забавиться можно только ворошением углей, так автор, себя испепелив, отстранен, но греют они изрядно.
И невольно рождается мысль: а каков же был тогда костер, если уголек так жарок?
И гравируется читателем: «НЕ УМРИ» на щите души седеющего воина, который слагает новую песнь все о том же, но с новой ярью…
И пусть в иных стихах читателю забавиться можно только ворошением углей, так автор, себя испепелив, отстранен, но греют они изрядно.
И невольно рождается мысль: а каков же был тогда костер, если уголек так жарок?
«Так мужик западает на запах и движется к цели —
К этой узенькой щели, которая сводит, как герыч, с ума.
Так язык добывает сахар из леденца-карамели,
Так барсук волочит колосья в барсучьи свои закрома».
К этой узенькой щели, которая сводит, как герыч, с ума.
Так язык добывает сахар из леденца-карамели,
Так барсук волочит колосья в барсучьи свои закрома».
«И бабочка порхает над добром и скверной» — как осознание того, что путь начертан свыше…
С тех самых пор как стал одиноким путником и «братом травы», с тех пор, как явился Христос — человечеством, во сне ли, явью ли, фантазией ли — неважно… главное, что Христос.
С тех самых пор как стал одиноким путником и «братом травы», с тех пор, как явился Христос — человечеством, во сне ли, явью ли, фантазией ли — неважно… главное, что Христос.
«Людей не изменить. Смерд алчет стать вельможей.
Кто грешен, то кричит, что светел или свят.
Кто прав, кто виноват — прав Иисус-Сын-Божий.
Но Иисус распят. Но Иисус распят».
Кто грешен, то кричит, что светел или свят.
Кто прав, кто виноват — прав Иисус-Сын-Божий.
Но Иисус распят. Но Иисус распят».
И кажется, что именно Он помогает вместить жизнь в 10 строк:
«Жизнь — это храм и кап(н)каны борделя;
страстная кровь и страстная неделя.
Жизнь — на плече у меня малолетка;
жизнь — это смерть, вожделенно и метко
бьющая в цель; это снова-здорово.
Жизнь — это сосны в поселке Быково.
Жизнь — это жизнь и строка Мандельштама.
Жизнь — это Настя, Наташа и мама.
Жизнь — это жизнь; схватка духа и тела.
Жизнь — это Фёдоров; общее дело».
* * *
«Жизнь тает точно пастила
Во рту — Господь дает отмашку.
И невозможно постирать
Судьбу — как джинсы и рубашку.
И невозможно изменить
Ни дня, ни собственного взгляда.
И невозможно извинить
Себя — а впрочем, и не надо».
страстная кровь и страстная неделя.
Жизнь — на плече у меня малолетка;
жизнь — это смерть, вожделенно и метко
бьющая в цель; это снова-здорово.
Жизнь — это сосны в поселке Быково.
Жизнь — это жизнь и строка Мандельштама.
Жизнь — это Настя, Наташа и мама.
Жизнь — это жизнь; схватка духа и тела.
Жизнь — это Фёдоров; общее дело».
* * *
«Жизнь тает точно пастила
Во рту — Господь дает отмашку.
И невозможно постирать
Судьбу — как джинсы и рубашку.
И невозможно изменить
Ни дня, ни собственного взгляда.
И невозможно извинить
Себя — а впрочем, и не надо».
И возведенный на развалинах Царьграда — его детище — его Поэтоград — ни при закрытых вратах, ведь поэзия — храм…
А потому — всякому входящему скажет без стеснения:
А потому — всякому входящему скажет без стеснения:
«Да я и сам — из грязи в князи;
Ем бутербродики с икрой.
А все-таки ни в коем разе
Я не приемлю этот строй,
Где даже чувства на продажу,
Где цель искусства — кошелек,
А ежели не хвалишь лажу,
То ты дремуч и недалек.
А ежели в безумных чатах
Не окопался, то забыт.
…А мальчик из семидесятых
Со мной, как прежде, говорит».
Ем бутербродики с икрой.
А все-таки ни в коем разе
Я не приемлю этот строй,
Где даже чувства на продажу,
Где цель искусства — кошелек,
А ежели не хвалишь лажу,
То ты дремуч и недалек.
А ежели в безумных чатах
Не окопался, то забыт.
…А мальчик из семидесятых
Со мной, как прежде, говорит».
И вот, самое мое любимое — у него. Поэта, которого я возвела с первого прочтения в УЧИТЕЛЯ:
«Не точен ни один вердикт,
Я против пафоса гнилого.
Ты скажешь: «Человек велик»,
Я поищу другое слово.
Все так, а, может, и не так,
Бардак от века и до века.
Ты скажешь: «Человек — вахлак»,
Я заступлюсь за человека».
Я против пафоса гнилого.
Ты скажешь: «Человек велик»,
Я поищу другое слово.
Все так, а, может, и не так,
Бардак от века и до века.
Ты скажешь: «Человек — вахлак»,
Я заступлюсь за человека».
Я не скажу… я и сама из той же субстанции.
Мне отчаянно хочется, чтобы в родном его сердцу Быково, Евгению Викторовичу все больше и чаще писалось и дольше жилось… ибо
расцвет и упадок спишет на войны история, лавры отдав Конфуциям.
Р. S. B спасибо за контурную карту еще несуществующего мира (как же это в точку!):
Мне отчаянно хочется, чтобы в родном его сердцу Быково, Евгению Викторовичу все больше и чаще писалось и дольше жилось… ибо
расцвет и упадок спишет на войны история, лавры отдав Конфуциям.
Р. S. B спасибо за контурную карту еще несуществующего мира (как же это в точку!):
«Америку большие ждут напасти.
Америка развалится на части.
Таков закон огромных величин.
А что же будет с нами? Промолчим.
Потомки Чингисхана и Наири.
Влияние усилят в этом мире.
Орда окрепнет, ясно и ежу.
А что же будет с нами? Не скажу».
Америка развалится на части.
Таков закон огромных величин.
А что же будет с нами? Промолчим.
Потомки Чингисхана и Наири.
Влияние усилят в этом мире.
Орда окрепнет, ясно и ежу.
А что же будет с нами? Не скажу».
Я не знаю, что будет с нами. Но то, что имя Евгения Степанова будет упоминаться не только в связи с именем Нобелевского номинанта Геннадия Айги — мне очевидно.
Он — поэт Настоящего века. Им прожитого, пройденного, осмысленного и воспетого.
И сколько еще впереди!
Спасибо!
Он — поэт Настоящего века. Им прожитого, пройденного, осмысленного и воспетого.
И сколько еще впереди!
Спасибо!
С благодарностью,
Елена ТАЛЛЕНИКА
Елена ТАЛЛЕНИКА
От редакции:
Книгу стихов Евгения Степанова «Младший брат травы» можно купить в книжных магазинах «Москва», «Фаланстер» и «Литлавка».
Не пропустите!
Книгу стихов Евгения Степанова «Младший брат травы» можно купить в книжных магазинах «Москва», «Фаланстер» и «Литлавка».
Не пропустите!
Редакция портала «Читальный зал»