Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерПерекличка поэтовОлег ХЛЕБНИКОВ
ИЗ КНИГИ ПУТЕШЕСТВИЙ
* * * Наши путешествия по жизни:
по местам ее и возрастам… — сколь безразличны отчизне, столь познавательны нам. Наши путешествия по жизни: от одной любви и до другой… — со стороны-то капризны, да обернутся судьбой. У Киевского вокзала
Розы купить и в Брянск умотать
просят меня, предлагая задешево… Но остаюсь опять с тобой, Москва дорогая. Без роз и без Брянска. Зато среди тех, кто за них радеет — таджиков, киргизов… И той, прости… господи, что владеет киргизами, розами, Брянском и… В общем, неинтересно. Но от метро до бомжовой скамьи буду держать это место — лоха, очкарика с бородой, нюхающего исправно розы, взбодренные мертвой водой из туалетного крана. Come back
Друзья мои! Прекрасен был Союз!
Ну, этот наш — советских соцреспублик. Там иногда выбрасывали бублик, и дырка хороша была на вкус. Нам с равенством и братством повезло. Глушили рыбу, Би-Би-Си и водку. Курили «Приму». Даже примы. Вот как сталь закалялась всем смертям назло. И вроде как никто не погибал — ни в авиа-, ни в автокатастрофах. Ну, разве — космонавт, который в стропах запутался, пока рапортовал… Поездка в Питер
Полсонета …А живешь наугад, невпопад.
Снова с книжкой ложишься в постель. Да все то же и в ней говорят: Тарту дорог как город утрат. Питер — город потерь. Но выходишь на Невский теперь — и чему-то нечаянно рад… О Дания!
Никите Петрову
1
Земля, где звенят падающие на стоянках велосипеды,
где женщины ездят на них с черными от колготок ногами, где хоть и не празднуют этот наш весь День победы, но где ни одного еврея не сдали сами, где в городском канале цветут под водой медузы, где бегают все трусцой во дворе королевского замка… Если б ее отжали какие-нибудь зулусы, — мне было б жалко! 2
Ваш язык нам ни к чему —
где он может пригодиться? Что он сердцу и уму даст — за датской за границей? Сказки умные читать? — к сожаленью, поздновато. Ну, со шведом поболтать — тоже славные ребята. Наш язык — к чему он вам? Взяли б, разве, слово «велик». А другие — типа там «Горби», «гласность» — устарели. Как — взбодрившее весь мир — утонуло слово «спутник», а поздней — и слово «Мир»... И осталось — «Ху из Путин». 3
У датчан есть перечеркнутое О.
Это, в общем, — не пойми чего. Чтоб понять, на собственное имя наложил черту — и стал /Олег… Вот и вышел /обреченный чел/овек, знаками д/ор/ожными хранимый. И идет по сказке с окончаньем gade* — весело, хотя и наугад. * Улица (дат.)
В Нью-Йорке
Не возжигая свечи, блюду ритуал:
вечных дымком кормить. Я закурить человечеству чаще давал, чем оно — прикурить. Раз на нью-йоркском Бродвее, его увидав чуть ли не целиком, я ощутил, что владею десятком прав — и шумнул коробком. Хоть не заметит оно, как уверенно я с Брода сверну во тьму, не откажу все равно в горьком дыме ему — пусть окликнет меня! На Св. Земле
1. Первое впечатление
Ходят евреи важные и — я верю! — отважные. Важные — в шляпах, отважные — в хаках. Но в основном, смотри, все в кипах — киппари! 2. Нетания: пляж-клуб Резкие еврейские старухи увлеченно семечки грызут, но порой высвобождают руки, чтоб услышали их правый суд — обо всем, в чем точно виноваты злые люди и жестокий Бог. Голоса их хриплы, сипловаты. Не один старик от них оглох. Речи беспрерывны, но друг друга как-то слышат, отвечают в масть. …Ты жива еще, моя старуха, вот и мне б с тобою не пропасть! 3. Город трех религий Все ж сфотографировать Иисуса — не получится. Не хватит вкуса прозревать его среди живых. Что же щелкаете, глядя в оба, каждую подробность в Церкви Гроба?.. Как на свадьбе — да исчез жених. Может, иудейская удача? — где-то здесь он — за Стеною Плача, — где собрался с Духом молодцом. Этого боятся мусульмане, вот и не пускают на собранье тех, кто в шляпах и суров лицом. Кто в бейсболках — не пускают тоже… Этого ль хотел, Единый Боже! — Авраама выбирая для цели — чтобы выжила Земля? 4. У Гроба Господня Иерусалим похож на провинцию, где я жил: холмы, да деревья хвойные, особый режим у каждого района и так же шершавы дома, и этот горсад Гефсиманский — опасность и тьма. Из-за любого куста — Варавва, а если с ним вдруг разберусь на славу, шлет неусыпный Рим (а Первый ли, Третий — не важно) на встречу со мной центурионов своих, неразвращенных казной. Как хорошо в провинции: рынок, Голгофа, сад — рядом совсем! А Понтий — ну, в белом плаще — Пилат выпрастывает из ванны благоуханный зад, к народу идет — вот странный начальник, впрямь демократ. Здесь все очень близко, все мы — знакомцы, тусня, родня. Зачем же по списку слизняк вызывает меня? И — значит, на дыбу, и значит — тюрьма и расстрел… Но нет, не меня — я родиться еще не успел. Но, кто до меня и навеки уже при Тебе, недолго понежились в жвачном вертепном тепле. А после Тебя — о такое пошло-понеслось! На градус в столетье земная смещается ось. Так что это было? И что же никак не сбылось? 5. На израильских улицах Малая родина и большая здесь совместились, меня лишая всяческого скептицизма. Эти солдатики — парни, девки — патриотичные не по-детски выше сион-, коммунизма. Даже и те, кто не вышел ростом, служат на вырост — все очень просто: землю свою защищают. Тоненькие — хоть не все надолго, пушка на плечике, чувство долга… Бог наперед их прощает. Берег Азова
Анатолию Головкову
Создатель прекращать не хочет
творенья акт — гремят грома, но нет дождя. И красный кочет пытается сойти с ума. Не получается и это. Тут ничего не завершил Творец — лишь отделил от света тьму сине-облачных вершин. И абрис берега нечеткий, и море — плоское, как пруд, — оставил Он для доработки Адамам, поселенным тут. Чтоб белоснежными дворцами стояли в море корабли… Чтоб голубыми изразцами у моря храмы расцвели… Но не торопятся Адамы Отцу потрафить своему: уж коль изгнали из Эдема, то нам эрзацы ни к чему. Болгарский мотив
Оставете човека, който нямо какво да ви каже…
Георги Борисов Оставьте человека,
пожалуйста, в покое. Пускай он не Сенека, но думает такое — о чем и сам не знает… Пускай себе за пивом сидит по горло занят вопросом справедливым: о смысле жизни нашей и о наличье Бога. Оставьте с этой чашей — там есть еще немного. Вдруг да поймет, допивши, сокрытые основы и на скрижаль допишет два-три заветных слова. А если в ту калитку и он пролезть не сможет, хотя бы за попытку оставьте его все же на свете, где сквозная — от бряга и до брега — проходит мысль, спасая… Кого прошу, не знаю — оставьте человека! Классическая вариация
На свете, к счастью, есть порой и море.
Вновь посетив, решаешь, что в фаворе, что это пенное — вот Бога борода. А вцепишься в нее — горит на воре купальной шапочки святая простота. И вот по воле волн уже взлетаешь и мир иной на время обретаешь, которое пока осталось у тебя. Так может еще женщина, — но та лишь, что любит, мучая, и мучает любя. В Гоа
Медитировали на закат…
Я уж в том, конечно, виноват, что при этом и курил, и пиво попивал. Но — скромно и счастливо. Долго море было золотым, точно тучка — над его литым зеркалом. И скутеры стояли, как в кустах блестящие рояли. Вот сейчас погаснет все, и все по двое на каждом колесе по своим разъедутся фавелам. Ну а я займусь любимым делом — оставлять, что видел, насовсем. Олег Хлебников — поэт, переводчик, эссеист, кандидат физико-математических наук. Родился в 1956 г. в г. Ижевске. Окончил Ижевский механический институт (1978) и Высшие литературные курсы (1985). Печатается как поэт с 1973 г. Автор десяти книг стихов, в т. ч. «Инстинкт сохранения» (М., 2008) и «Люди Страстной субботы» (М., 2010). Работает заместителем главного редактора «Новой газеты». Лауреат Новой Пушкинской премии (2013). Живет в Переделкине.
|