Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерЛитобозВедущий — Владимир Коркунов
А сердце-то — воздушный шарик
В руках у ветра! Его опять не удержали На нитке где-то. Ему опять легко и сладко! Опорой — воздух. А в облаках торчат булавки Как будто звезды… Это стихи Сергея Титова (Кимры) из августовского номера «Зинзивера» (№ 8 / 2012), гостями которого стали поэты тверской земли. «Слово Титова стереоскопично, — отмечал главный редактор “Юности” Валерий Дударев, — но незамечено толстыми литературными журналами». Этот пробел отчасти — представлены лишь три стихотворения — ликвидирован «Зинзивером». Но, учитывая разобщенность литературного пространства, «пробел» выглядит более глобальным. В журналах (преимущественно) публикуется достаточно узкая группа авторов. Впрочем, среди тверских, неизвестных читателю имен, есть и вполне «форматные». Как, скажем, Сергей Кузнецов (Калязин) — если говорить об авангардном направлении:
Бликовало на яблоке
Небо стеклянного августа. Солнце знало к чему прикоснуться в тени твоих снов; только это запомнилось: бабочка спит на ладони. — вот и я тоже… — на, возьми. («Часть текста отсутствует») Верлибр для консервативной Твери — роскошь. Роскошь, помноженная на вполне вероятное непонимание, протест, отторжение. А потому стоит ли удивляться, что авторов, выбирающих свободную форму, сравнительно немного. Имена Владимира Крусса («Дети Ра», № 10 / 2012), Георгия Степанченко («Дети Ра», № 10 / 2011), Ефима Беренштейна («TextOnly», № 29) некоторым образом легитимизируют сам этот творческий метод (наконец-то!) в городе и области. Помимо Кузнецова в «Зинзивере» представлены верлибры Максима Страхова (Ржев) и Надежды Веселовой (Старица).
Страхов — врач по образованию — переводит верлибр в медицинскую плоскость: У смерти есть запах…
Но чувствуют его единицы. <…> Может быть, напрасно соседка по даче баба Марфа так убивается, что вчера майским морозом у нее побило два цветущих сливовых дерева? Искания Веселовой — между вечностью и временем, загробным и настоящим:
В последний раз обнимаю подругу
покойной матери, и передаю морзянкой своего сердца привет туда: «У меня все хорошо, мама!» Еще два поэта, опубликованных на страницах журнала — Ольга Булычёва и Роман Гурский — представители молодого поколения тверской поэзии. Булычёва отзывается «на заказ» сверстников — понятно и доступно описывает (метафорически!) окружающую (псевдо)действительность. Это, с одной стороны, работает на увеличение читательской аудитории, с другой стороны, тяготеет к опрощенности.
Это просто момент, осознавший свою переломность.
Это просто коллапс, и уже не поможет плацебо. Вавилонская башня из слов упирается в небо, Потому что сам автор не верил, что Слово условно. О Романе Гурском несколько лет назад писала Анна Кузнецова (в знаменитой рубрике «Ни дня без книги»), отметив «брезжение» поэзии в его стихах. В частности, в этих:
На синем небе одна из звезд —
как часовой, что оставил пост. По небу жизни плывет триремою, и сердце просит и просит времени… <…> Возьмемся за руки и пойдем, храня ладоней подвижный дом, туда, где сад распустился ничей и колеблет ветер пустые качели, — как цифру римскую, как проем окна, куда мы шагнем вдвоем. («Спутник») Помимо тверских авторов в «Зинзивере» представлены постоянные авторы журнала — поэты Валерий Земских, Константин Кедров и Сергей Зубарев, о которых мы писали в предыдущих выпусках «Литобоза», прозаики Глеб Нагорный и Инна Иохвидович; далее следует критический раздел, на который мы и обратим внимание. А точнее — на статью Александра Карпенко об Элле Крыловой, процитировав небольшой ее отрывок: «Срединный путь Эллы Крыловой — это чужеродность, перетекающая в сопричастность. И еще: дерзновение поэта Крыловой — не только и не столько в попытке примирить небо и землю. <…>
Я выбираю честный, неподсудный
срединный путь между Христом и Буддой. Христова страсть и Будды отрешенность — неокончательность, незавершенность. Твержу я как молитву, как заклятье: сомкните, братья, тесное объятье! То, что предлагает нам Крылова, не является, на мой взгляд, еще одной попыткой теософии».
|