Свежий Номер

№ 4 (90), 2012

Лето теплокожею листвой
хорошо шумит над головой.

Дальняя внизу течет река,
и над ней проносятся стрекозы.
Ветер улетает в облака,
тихо перекатывает грозы.

Этот рокот, гаснущий вдали,
и деревья за спиной рядами,
даже воздух с запахом земли —
все полно волненьем ожиданья.

Словно кто-то помнить не забыл,
что на свете есть земля и солнце.
Как когда-то в детстве:
                                 — Жил да был…
И сейчас все главное начнется.

Тот пригород…
Да был ли он такой
иль это память в радужных разводах?
Там, возле грядок стоя, день-деньской
подсолнухи дремали в огородах.

В сетях добычу ждали пауки.
Жара — пекла.
И, позабыв про драки
и высунув сухие языки,
в тень уходили вялые собаки.

И, потесняя серые чащобы
домишек старых — сплошь труха и ржа, —
уже вставали гордо небоскребы
в четыре полновесных этажа.

Но — то петух за курицей припустит,
то чушки вдруг в сарае завизжат…
Да пусть — решил я — это захолустье
старухи на крылечках сторожат!

И мать в дорогу проводила с плачем…
А дальше было просто и легко:
я раза два обжегся на горячем,
и на губах обсохло молоко.

У трех дорог, избитых каблуками,
измятых грузной тяжестью колес,
осколок ледников далеких — камень
стоит, наполовину в землю врос.

А вдоль дорог пшеница колосится
и шелестит, обильна и светла.
На камне том сидит большая птица,
сидит и чистит черные крыла.

Махну рукой — она взлетит над полем,
крылом неслышно чиркнет по лучу —
и вздрогну вдруг от холода и боли…
Она молчит и ждет.
И я молчу.

Холодный свет дотронулся несмело
до губ припухших и горячих плеч.
Уже свекровь на кухне загремела,
лучинами растапливая печь.

Уже к столу прицельно потянулись,
слегка бодрясь, помятые сваты…
И шторы колыхнулись, распахнулись.
Ты вышла. На пороге встала ты.

И мать смотрела молча и дивилась,
не узнавая собственную дочь, —
в глазах твоих качалась и клубилась,
и затихала, остывая, ночь.

И никому о ней ты не расскажешь,
и вся она останется в былом.
Но ты ее, счастливую, завяжешь
живым и дорогим тебе узлом.