Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерПерекличка поэтовИгорь ПАНИН
КАНИКУЛЯРНЫЕ СТИХИ
Новый год в тропиках Зонтики пальм, снулый отель ночью не спал, здоровско пел
и танцевал туда-сюда — валом на вал — как та вода. Ну мы вчера, как мы ваще! Не фраера — лаптем не щей выкушали. А вот вам хрен. Если шалим — до дрожи стен. Елка лежит, липки полы, синий мужик «Мурку» мурлы… И персонал, заначив смех, всех рассчитал, почти что всех… Выпито здесь — Бахус, кури! Вот я и весь выговорил тощий запас дырявых слов. В берег баркас, суши весло! Шатко бреду, валко плетусь, как на редут, типа за Русь! Не до потерь — огнем гори... Где эта дверь: двенадцать-три? В каждом углу дылды теней дрочат во мглу, а не стене надпись гласит сто тысяч лет: «Please, Do Not Feed The Dog&Cat». ЗАРИСОВКИ
1. Крым Побродив по лысому мысу,
неохота плестись к воде, где неспешно сгорает — мыслю — разномастный табун людей. В невеселом пансионате с интерьером а-ля совок, будет очень напиться кстати и продрыхнуть без задних ног. Мертвецов имена в почете меж братающихся морей. Их «собрания» не прочтете, прежде свиснет краб на горе. Обострения посезонны, началось это не вчера. Ни малейшего нет резона глянуть в смежные номера. Там, откушавши кашки манной, уморительны и тихи, престарелые графоманы сочиняют взахлеб стихи. 2. Египет
Рассыпается свет,
наплывает песок, и автобус летит в кювет, потеряв колесо; застревает язык у муллы в гортани, тормозят верблюды, тупят ослы, бедуин прерывает свой танец, и тень фараона аж приподнимает веко, когда делают массаж белому человеку. 3. Тайланд
Перелет утомителен, если ты только
не запасся бутылкой — блажи во сне, оставляй все повадки тамбовского волка; здесь никто не оценит блатную наколку, хоть песок под ногами хрустит как снег. В окружении джунглей, в которые редко даже местные лезут (не стану врать), не шугайся облав, не ищи себе клетку, привыкай загорать, а не шастать в разведку, удовольствий удобоваримых — рать. На закате акульего мяса вкуси и развались поудобней, побудь ханжой; и не думай совсем о какой-то России, неустроенной вечно, давно чужой. Сокровенного знания здесь не обрящешь, да и многия знания — чем не ложь? Вон у бара стоит, улыбаясь маняще, трансвестит или девушка — хрен поймешь. Завещание
Если доживу до старости (шансы невелики, но они есть)
и превращусь в брюзжащего маразматика, дышащего только прошлым, то, конечно, буду всех доставать — в первую очередь сотрудников литературных изданий; начну рассылать веером свои пронафталиненные вирши, ходить затем по редакциям, интересоваться, когда же меня напечатают, заискивать перед теми, кто годится мне во внуки, хвалить их стихи, которые мне непонятны и чужды, дарить (пытаться дарить) им подарки в виде бутылки поддельного «Наполеона», рассказывать о своих реальных, но чаще — выдуманных победах, хвастаться, что сам — Великий и Ужасный — написал когда-то предисловие к моей книжке, жаловаться на вероломных соперников, сообщать (по секрету), что полученные мною премии — это лишь малая часть из тех, что я мог бы получить, кабы не… Литературные работники, для которых я всего лишь «один из» (один из тех неудавшихся гениев, коими кишит наша словесность), поглядывая на меня с усмешкой или раздражением, но все-таки вежливо отвечая, будут кивать и просить зайти через месяц, но лучше не заходить, а позвонить, и тогда-де они точно дадут мне ответ, и он, разумеется, будет положительным, — из уважения к моему таланту, возрасту, заслугам. Но ни через месяц, ни через два я не услышу внятного ответа, каковые привык получать в свое время; мне будут предлагать перезвонить еще, и еще, и еще. У меня пропадут: и без того жалкий аппетит, подобие сна, мечты об эрекции. И тогда, отчаявшись и смертельно обидевшись, я начну названивать главным редакторам, жаловаться, что со мной неуважительно разговаривают, что меня посылают все дальше и дальше; поплачусь, что всеми забыт и затюкан, а ведь приближаются юбилеи (75 лет со дня моего рождения, 55 лет творческой деятельности, 50 лет первой публикации, 45 лет выхода первой книжки, 40 лет получения первой премии и т. д.). Я напомню, что в таком-то году похвалил в известном журнале одного из этих главных редакторов, второму помог впервые напечататься, третьего вызволил из милицейского участка после того, как он устроил дебош в ЦДЛ, а четвертому оказал такую услугу, о которой предпочтительнее умолчать. И главные редактора, платя добром за добро, пожурят своих подчиненных, дав им указание напечатать меня в ближайших номерах. Сами они будут понимать (хотя бы интуитивно), что мои стихи — это не стихи вовсе, а обычный старческий бред, но чего не сделаешь ради дружбы и памяти? Настоящим Завещанием я официально разрешаю редакторам отделов поэзии гнать гнусного старика Игоря Панина в три шеи, и даже колотить его (умеренно), не публиковать его идиотских стихов, и вообще не иметь с ним никаких дел. А если эта скотина все-таки пожалуется главному редактору, то можно предъявить в свое оправдание данный текст. 31 декабря 2010, остров Пхукет (Таиланд), при нескольких свидетелях из числа обслуги и двух местных проститутках, случайно забредших в отель. Игорь Панин — поэт. Публиковался в журналах «Континент», «Дети Ра», «Крещатик», «День и Ночь», «Нева» и др. Живет в Москве.
|