Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерСоюз писателей ХХI века на карте генеральнойВиталий Молчанов
СТРУННЫЙ МЕТАЛЛ
Негоциант Может с каждым случиться — тяжелой рукой неудача
Тюкнет в темя разок, отключая тебя на года, Чтоб, скатившийся вниз, ты дошел до голодного плача На обочине жизни, почти до петли, и тогда — Как факир из цилиндра — умело, расчетливо, споро, Из кармана судьбы вдруг достанет счастливый билет Некто в темном пальто, в мятой шляпе коммивояжера, С перевернутым перстнем, скрывающим факсимиле. Раскатаешь губу, взгляд надолго прилепишь к оправе Ледяных кругляшков, запечатавших прорубь стекла: «Валуны твоих бед измельчатся в спасительный гравий. Ну, cмелей, дурачок, мчись вперед, закусив удила, Выбивая копытом не искры снопами — монеты, Ты теперь бизнесмен, получивший невиданный грант. Я прошел сто дорог, продавал по дешевке советы, Но нашел, что искал», — и представился: «Негоциант». Может с каждым случиться — бедром прикоснется фортуна, На колени запрыгнет и станет лизать языком, Чтоб по лестнице вверх ты поднялся красиво, гламурно, Обрастая полезными связями впрок, и потом — Как факир из цилиндра — умело, расчетливо, споро, Из кармана судьбы вдруг достав неоплаченный счет, Некто в темном пальто, в мятой шляпе коммивояжера, С перевернутым перстнем, нахмурясь, к тебе подойдет: «Ты весьма преуспел — вид вальяжный, шикарны обновки, На широкую ногу торговля, хвалю за талант, Но остался должок, подпиcать нужно капелькой кровки Под печатью моей — видишь, выжжено: «Негоциант». Память вспять поплывет — по течению быстрому лодка, И дырявым корытом причалит, ломая корму. Ты кивнул, соглашаясь, подачку сжимая неловко: — Крестик снять свой облезший?.. Да, да, непременно сниму. Пески
Вплетая в тину ветра хлопья пены
С верблюжьих морд, текут пески пустыни. Расколются египты, карфагены, Как соком переполненные дыни, Упав с прилавка пьяного торговца, Посмешища восточного базара. Бугристым лбом в Магриб луна упрется, И повернется колесо сансары, Вновь насыщая молоком и медом Бурлящий человеко-муравейник. «Берите все, я подожду с расчетом», — Торговец молвит: «Мне не надо денег, Зачем они?.. Опять пески пустыни Текут, не спят в тягучей тине ветра. Вы, зерна, нaполняющие дыни, Посев мне дайте будущего щедрый...» И вспыхнет взгляд, как лампа Аладина, Когда пресмуглость стран тысячелице Тенями ляжет на чувяки джинна: «Взращенному придет пора разбиться». Cкупо плакала осень
Скупо плакала осень в неполный бокал,
Прижимая к глазам тучи скорбный сатин. «Закрываю кафе… Я за лето устал, — Мне сказал подошедший старик-армянин. И еще он промолвил: «Послушай дудук, Как страдают по близким, кого не вернуть». Скупо плакала осень — не громко, не вслух, А мотив проникал острым лезвием в грудь. Сотрясались от плача руины души, Так срывается с круч родниковый поток, Превращается в сель, собирая гроши Капель слез дождевых в миллионный оброк. Скупо плакала осень… Шипела листва, Словно змеи проснулись от быстрых шагов: «Не догонишь — ушла, круче нет волшебства, Чем испить пресный яд предстоящих снегов». Встать бы, стол отшвырнуть онемевшей рукой, Смыт с которой загар злым дождем добела, Побежать и вернуть… Змей шипящий конвой Проводил и улегся опять у столба. — До свиданья, вернее, до лета, старик. Вот тебе, дорогой, за вино и дудук. …Скупо плакала осень — не в голос, не в крик, Как мужчина, с любовью простившийся вдруг. * * *
Пейзаж портретом обернулся «ню»,
Упали с веток снежные бретели. «Год задолжал за осень январю», — Так снегирям сказали свиристели: — Нагрянул рано изувер-мороз, Лед превращая в гипс на переломах. Ушел ноябрь лечить сопливый нос, Спасаясь от зимы в местах укромных. Вороны грустно подтвердили: «Кар», — Декабрьский дождь загнал бедняг под крыши. Последний календарный лист-Икар На землю пал, растекся… К ночи ближе Расплаты час, — за осень январю Год отщелкнет погожими деньками. В двенадцать ровно снег прикроет «ню» Дрожащими от похоти руками. В пещере горного короля
Стон контрабасный — щипки да тычки, все шито-крыто.
Струнный металл полируют смычки мастеровито. В деках растянуты, жилы дрожат — жертвы на дыбах. По древесине плывет звукоряд, тонет в изгибах, Бьется об стенки, сквозь щель напролом рвется к свободе, Отпартитуренный, острым углом в публику входит. Низкo по тембру гудят в унисон трости-фаготы: Тролли в экстазе, мистический сон, темные своды Келий пещерных, где скрылись миры Эдварда Грига. Это — безумие, тартарары, пляски в веригах Леших и кобольдов, гномий оскал — блеск острой стали. «Горный король!» — сотрясающий зал туш наковален. Голод ста глоток нельзя утолить комьями грунта: — Крови христианской желаем испить, дай нам Пер Гюнта!.. …Выключит свет за софитом софит, белой вороной Музыка к фьордам сама полетит вслед за циклоном. В снег индульгенций роняя клочки — просто билеты, Выйдут чудовища, вспыхнут зрачки — не сигареты. «Вальс» Шопена
Белые клавиши… Черные клавиши…
Кончики пальцев летают — не ставишь их, В быстром кружении пчел, собирающих вальс С тонких дощечек, цветов неприветливых, Что пожелтели на белом заветренно И поистерлись на черном от маршей и сальс. Бледной спины оголение камерно — Великоватое платьице мамино, В танце неспешно плывут рукава-облака. Ты — целый мир... Звезды, бусинки жемчуга, Шею опутали. В жизни застенчива, Только с Шопеном на «ты» говоришь сквозь века. Вальс… В канделябрах — знамение-зарево, Воск на паркете, объятья — все заново: Слезы востoрга, в окошке — ухмылка Луны. Вместе в Варшаву немыслимо канули, Где Фредерик в мое сердце, как в рану, влил Терпкий бальзам, исцеляющий чувство вины. Вот же, пся крев, ловелас приубоженный... К черту рояль! Пчел холодное крошево Стисну в руках, поцелуями скомкаю рот. Черные, белые, глупые клавиши Страстью горят, после — угли пожарища, Снежные хлопья летающих в сумерках нот. * * *
на белом листочке
обычном прохладном и тонком из тысячи первом расставшимся с братьями в стопке ни слова ни буквы ни знака ни точки таинственность чуда мелькают волшебные ручки рождаются горные цепи и снежная кромка украсит упертые в небо вершины усилится эхом безмолвие песни орлиной стозвучным раскатистым смехом падет с высоты камнепадом распорет суровые тучи рассыплется градом дождями умоются кручи и солнце взойдет несравненно прекрасней и лучше чем тысячи солнц в дни другие сижу на скамейке а ты босиком поливаешь цветы золотые из старенькой лейки забытыми снами в прозрачном и белом листочек орел оригами твоим пахнет телом и чуть облаками Зерна
Целует солнце подругу землю, лишь губ касаясь,
И теплым ливнем ласкают почву ладони неба. Раздвинет поры она и щели, вся раскрываясь, Певучим хором пернатой стаи попросит: «Мне бы Побольше ласки — в тягучей неге от поцелуев Проснутся зерна, птенцы-малютки в гнезде рожденья. Весна случилась — уходит стужа, ворча впустую, Бредет на север с котомкой снега в обледененье». Пылают страстно кипящим медом у солнца губы. Настанет время — вопьются, выпьют и в пыль иссушат. Ладони неба быстрей ласкают, и в громах трубы Призывом громким толкают к встрече людские души. Друг в друге тая от поцелуев в семнадцать весен, Любовь земную считаем вечной, и непокорно Шлем вызов миру, не замечая остуду-осень И жернов жизни, что перемелет нас, словно зерна. Бармен
Мои солдаты спят, для них окончен бой.
Висят вниз головой — помыты, не разбиты. Лишь руку протяни, в нее шагнет любой, Чтоб дать в себя налить зеленой «Маргариты». Отточен поворот и выверен наклон, Из шейкера струя плеснет до края в соли. «Мартини» пьет Надин, «Кампари» пьет Нинон, А жидкий изумруд — зеленоглазка Оля. Я пью ее глаза, не генерал — халдей, Чья в бабочке душа и вежливы манеры. «Опять она с другим!» — давай, работай злей, У стойки вечный раб, гребец хмельной галеры. Бокалы бьются вдрызг, из рук бутылка — вон, В рулетке головы — зеро, и ставка бита. Мне до звезды Надин, до лампочки Нинон, Я Мастер, мой коктейль коронный «Маргарита». Текилы рыжий смех стеклянно спит в горстях, Дымит во рту бедой изжеванный окурок. Мои солдаты спят… Покажут в «Новостях» Трамвайные пути, последний переулок. «Вот новый Берлиоз», — объявит репортер. Добавит медэксперт: «Престранно, пальцы — в соли». И, может, в номерах зеленых глаз костер На миг зальет слеза у Маргариты-Оли. Постколыбельная по Экзюпери
За окошком волки воют, на экране бьется Троя,
Счастье жмурится в коротеньких штанишках. Подрастают баoбабы планетарного масштаба, Эпилируют побеги на лодыжках. Чайник кратером вулкана, медным эхом Пакистана Улюлюкнул: «Приступаю к изверженью». И, едва проснувшись, Роза шевельнулась безголосо Грациозной, с четырьмя шипами тенью Ночь, с горчинкой шоколадку, поделю и брошу в кадку: — Не скучай, на старом кресле-самолете Я сломаюсь над пустыней, память ядом в жилах стынет, Хохоча, на небе звезды хороводят. Счастье взрослого — ребенок, счастье детское — спросонок Выпив ласки, задавать всерьез вопросы: Про планеты и барашка, про любовь и барабашку, Почему не заплетает мама косы... Поперхнувшись белым светом, кашлял мир, ветра октетом Дружно выли, вторя тявканью лисицы. Троя стала пепелищем, по руинам волки рыщут, И глаза их — луны, смотрят мертвым в лица. * * *
Завтра не появится с рассветом.
Парусина влажная зари Станет темной, и, вразрез с либретто, Утру наплевать на фонари. Трюм сменив на палубу-подмостки, Выйдут, жмурясь, тени сыновей. Солнце — яркий кончик папироски Жжет глаза. Кто с Вами, Арти Грэй, В старомодном замшевом берете, С черепом в трясущейся руке? «В Датском королевстве снова ветер Судьбы бьет, как мячики в крикет. Нет, не быть!», — в его протяжном вое. И Ассоль с Офелией летят В старость, в тлен… Волна седая скроет Книги — как утопленных котят. Завтра не появится с рассветом. «Что ж, помянем», — скажет капитан: «Счастье с горем, канувшие в Лету Вместе с нами…» Занавес. Туман. Удача
Ты хотел найти удачу — как Иванушка жар-птицу,
На манок твой отзывались только глупые дрозды. Прилетали и садились, озирались, тусовались. В их глазах, пустых и черных, — ни искринки, ни звезды. Ты хотел поймать удачу — как Иванушка жар-птицу, Хвост прижать, опутать крылья, сунуть головой в мешок, Чтоб тебя потом жалели, чтоб тебя потом любили Все и вся без исключенья весь отпущенный им срок. Ты хотел убить удачу — как Иванушка жар-птицу, Уничтожить эту лажу из разряда миражей. И стрелу твою шальную, стиснул ветер как пропажу, Опустил поближе к жабе у болотных кушырей. Ты хотел воспеть удачу — как Иванушка жар-птицу, Но забыл, что в раннем детстве по ушам ходил медведь. Жаба, квакая про чувства, знала, очевидно, средство И смогла непринужденно взять и сразу залететь. Ты хотел забыть удачу — как Иванушка жар-птицу, Снес в кабак «На курьих ножках» и пропил за сто рублей. А дрозды клевали жабу — злую дочку Бабки Ежки, И за это от последней получили дроздюлей. Виталий Молчанов — поэт. Родился в 1967 году. Председатель Оренбургского регионального отделения Союза российских писателей. Публиковался в журнале «Дети Ра», альманахах «ЛитЭра» (Москва), «Чаша круговая» (Екатеринбург), «Гостиный двор» (Оренбург), «Башня» (Оренбург) и т. д. Живет в Оренбурге. Член Союза писателей XXI века.
|