Свежий Номер

№ 7 (69), 2010

Ты одна меня помнишь в бумажной венгерской джинсе
торопыгу с цветами у выхода взятых на все
за еще не отбитым от рук восхищенным умом
отпустившего душу ловить наши дни кувырком
Их сжимает по зернышку пухом на горьком клею
с покаянным восторгом не раз и не сто расклюю

Столько раз не живут попадая в свои же следы
если локоть знакомил с лицом из толпы от балды
столько раз не рождаются к пеплу и праху спиной
отмечать по-домашнему блеянье вьюги родной
кокон даст прикурить самолетам туда и назад
как залитый очаг лепестки у посадки горчат

Надо память подрезать сойдет примороженный хром
с потаенных копирок и кто из нас клон с молоком
кто по мудрому трус за двоих против счастья трясясь
ты одна переходишь в глаза в обращенную страсть
а безжалостный счет стайкой пуха да стелется ей
потому что не всякая боль этой жертвы смелей

а где мои потери где лакуны
бермуды пузыри
плеск под Сухуми змейкой новолунной
распорот изнутри
все брошено как высохшие дупла
сплоченные золой
навалом ссылок выскочит из гугла
нет линии одной
а на участке в Тестово разросся
тонюсенький побег креня избу
сын-одногодка с меткостью даоса
латает ей судьбу
Конек по факту сфотканный над кровлей
под коей был зачат
тельняшечка свободная прикольней
бессилен сопромат
ссутулясь из-за метра девяносто
все ямины мои же отмолив
он вытащит он выпрямит отцовство
апокриф или нет локомотив
отбойный молоток не сторож сцене
мозолям площадям ли без рулей
им хорошо хлопок ладонью в дзене
без митингов а просто завладей
веревочкой опять она проектна
сплошные вспышки понял как вместить
ты силишься во мне меня про это
артачась зарекаясь говорить
путями храма сняв платок снаружи
на скорости к плечу ли головой
преданьем размыкаемым все глубже
в одну строку от искорки одной

Детский городок двора дремучего
лифт возносит на этаж на тот же
Отмокаешь невпопад задумчива
дежавю забудем ты продолжи

Дверь открылась в три прыжка прихожую
сон во сне теснее крепче тише
обнимаю здешнюю и прошлую
время побежденное все спишет
Настины прищуры между книгами
с жалобным укором кошка-бука
требует попить и чтобы кликнули
миру долг прощен просторно гулко

Кто мы здесь умрем или состаримся
если не уже но и без если
пульс разжался детского кристаллика
долгий-долгий вместе

Острей запахла талая вода
от двух прудов на повороте в Узком
и слышно так что раз и навсегда
по ржавым тормозам ты свой ты узнан


Вот-вот из застоявшихся глубин
единожды я знаю чей един
ветвистый всплеск прижал кружное место
к еще пустому лесу горьких щек
Но взрыв большой по-тихому течет
И ек твоя ек-ек в нем эсэмэска

Верен электрочайник газ языкаст обманчив
кто вскипятит быстрее выплеснет перенянчит

Утро искрит промерзло запах Нестле от елки
и голубей Сан-Марко на середине Волги

Жмется весной к жилищу птичьих ветвей засада
красною клеткой скатерть вздута ее и надо

Клеммы судьбы совпали щелочно и кислотно
ищешь ключи в диване собран увы неплотно

Отпочковались наши не из песка ли прятки
с верхом тебе две ложки мне как всегда несладкий

Вольно — былым свиданьям им не узнать о многом
что кипятку прикажешь то и пожнешь ожогом

Выплеснулось впиталось но и когда нет ближе
он как вода заноет сам же себя залижет

Не чаяли а вот и дошутились
с отменой виз лидирует Эйлат
любимая уже раскрашен Штирлиц
вторично мертв контрастный вариант

Рентгеном он пронизывал и метил
а здесь на фоне взрывчатых теней
песок невозмутим бесстыдно светел
соль собраннее ветерок слепей

Синайский зной помолом наша Истра
не колется откуда ж дни растут
бесцветие подводное слоится
губами губ у выхода простуд

Мрак ярких фар сугробы каплей точит
со щек сползает ливней чешуя
зашито сердце шифровальной ночи
штрих-кодом немоты «твоя-моя»

А с моря дует стрекотом киношки
жизнь после жизни зыбится в зенит
прохладен пол балкона
суматошный
дым сигареты прутья зазмеит

Пусть на оттенках рай нам сэкономит
оставив их провалу середин
от жгучих бликов сомкнутый в истоме
Отсыпал Удержал Не остудил

На участке домик второй прогнил
а родителей помнящий сайдингом обшивать
утром субботы в пробке туда без сил
тормозом терпишь и газом сплошной шабат

Побоку и назад с ноутом и под плед
не просыхает мобильный как его ни теряй
в коконе горных лыж из угла давит «нет»
это уютней чем раем дышать на рай

Сверху пилы слышны сколько ни говори
сколько ни понимай рваная но семья
расположилась вкруг сердца и головы
тождества не дает ниша в тебе моя

Любишь ее полить вдоль опрессовки труб
шишек перетиранья трупами ноготков
виснет она в дверях паутиною губ
где по лекалам Галича соткан Тимур Шаов

Ты во мне размурована вопрошая живой
знает ступор подсказку не здесь и ничуть
доскам гнить от ревности к нам с тобой
к пробке соврать дающей только бы не заснуть

Когда в Берлине рушили Великую
шампанским обливаясь салютуя
а у листвы подножные каникулы
еще текли помянутые всуе
предзимней мутью утром фары грезили
туман был целью рупором опорой
в московском рваном ущемленном гейзере
итогом крахом их отменой скорой
отодвигалась трещина сосущая
судьбу под нешипованной резиной
под колесом или дубинкой случая
на волю дуновений Триединой
Цвети же к ней болотная испарина
разрытых труб заподлицо сиротских
правдоподобно копия состарена
заломленные руки кляча ослик
цок-цок вжик-вжик падение сокровища
сопровождают бережным зигзагом
смычок и подбородок Ростроповича
пир камертонов долгой жвачкой задан
ползла ли память ближний ль свет разведочно
брал в перекрестье вырванные лица
признать свое без ретуши без кепочки
как отпустить и даже не проститься