Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерПерекличка поэтовАлександр КЛИМОВ-ЮЖИН
И ВОТ ОДНАЖДЫ
ГОРОД И вот однажды, в полудневный зной,
Внезапно повредился разум мой: Я обнаружил, что стою один Среди щитов рекламных и витрин, Что сгинула толпа, что нет людей В пересеченье улиц, площадей; Что вереницы брошенных машин Напрасно вхолостую жгут бензин. Стоят осиротевшие дома, Хоть в окнах кое-где мелькает свет, Желтеет пересыльная тюрьма Ненужная, в ней заключенных нет, Да и кому за ними надзирать, И никого, и некого позвать. А пар вращает лопасти турбин, А город, как мертвец, невыносим, Бессмысленнен, и если никого В живых из смертных, то ему конец, И если не природы, то его. Есть человек и разум, и венец. И я в слезах из города ушел, И сень благословенную нашел. Но не листва, ни солнце, ни трава Меня не утешали, лишь слова Былых людей звучали в стороне, И вечность опрокинулась во мне, Как ночь над снегом. Если никогда… И почему пустые города Ужасней холодов, страшней зимы, Кромешней самой непроглядной тьмы?! А крона облетала, лист редел, Тень удлинялась, воздух холодел; Преображался бесконечный день, И звездным небом прохудилась сень. ОБОРОТЕНЬ
Сколько рук — столько ног,
Только руки мне снятся и ноги, Как умножил нас Бог Одинаковых, сирых, убогих. Все глаза проглядишь — Не иссякнут народные реки. К вестибюлю взлетишь На ступеньке, из тысячи некий, Подпираем толпою, В декабрьский выносится вечер, К ветру вставши спиною, Сутулит на холоде плечи. Кисть в ладошку вложил, Опустил озаренные веки… Стал собой, закурил, А теперь — поподробнее о человеке. * * *
Как из-за резных ворот
Солнце красное встает; На скамье у самовара Поднимается опара. Тужится поднять комар Кровушки ночной кошмар. Отлетает в небо сон, О косу точила звон С звоном церкви вдалеке Повстречались на реке. — Труд на пользу! — В помощь Бог! Подрумянился пирог. Солнце жарит, день идет, Иволга в кустах поет; Запах солода и пота, Солнце село за ворота. Огурец уснул на грядке, Месяц отразился в кадке; Темень, кваканье лягушек, Парни щупают подружек. Сводит челюсти зевота, Бдит лампадка у киота, Дед беззубый крестит рот. Как из-за резных ворот… * * *
В Богом забытом местечке,
Где-нибудь, увальнем жить, Даром на маленькой речке Мелкую рыбку ловить. Утром — до слепости света, Ночью — хоть выколи глаз. Спать, бытовать себе где-то, Истинно, не на показ. Землю лопатить безвестно, Благословить свой удел. (Что-то на кладбище тесно, То-то народ поредел.) Бить надоевшую мошку, Осенью горькую пить; Плющится дождь — по окошку Капли раскосые — мжить. Вот оно честное счастье: Мжить — нацедить грамм на сто И умереть в одночасье, Чтоб не заметил никто. ЧЕХОВ
Рассвет, каштаны кронами вскипают,
Не разогнать ни скуку, ни тоску. А в Мелихово вишни вызревают, А в Ялте, верно, персики в соку. Трофимов не найдет никак калоши… По пьесе дождик зарядил с утра… Так ровненько внизу газон покошен… В саду слышны удары топора… Дни сочтены, курортный Баденвейлер — Гонг: шницель, штрудель, красное вино; Оркестр играет Штрауса, Мейербер Совсем забыт, в открытое окно Влетает шмель, развернута газета, — Внутри — Русско-японская война В своем апофеозе, словно лето В июле, и развязка не видна. А он умрет и так и не узнает, Что в Порт-Артур вошел победно враг, И в правом легком просвистом зияет Его «Кореец» и его «Варяг». Он истощен. Проклятая чахотка. Проклятый Сахалин. Проклятый Маркс. И жизнь, как пошловатая кокотка, Проходит мимо, но на этот раз… Постскриптум. Пробка из бутылки страшным Раскатом грохнет доктору во след, И как-то, право, стыдно быть несчастным И в сорок пять, и пятьдесят пять лет. * * *
И все ж ты не моя, как не крои,
Вдыхал и нюхал волосы твои. Ты говорила: тише, тише, тише. За нелюбовь, за холода, за лед, За то, что дням своим теряю счет, Небесный сон ниспослан был мне свыше. Бог соблазнений, погубитель жен, Над всем царил незримо феромон, (Так на него, на дурачка, все спишем). Мы шли и раздвигались зеркала, Неудержимо химия влекла Меня к тебе, тебя со мною — к нише. Где, словно раб, припал к твоим ногам И воскурил священный фимиам — Ты в темноте светилась и летела — Весной разлилась, жаром обожгла И молодость свою мне отдала, Все сущее свое, и просто тело. Так наяву ни с кем и никогда… Тут все слилось в одном безбрежном — «да», И это было мукой, было счастьем, Но голос декламатора чтеца Мешал нам приземлиться до конца, Вчеканиваясь в мозг, сквозь сладострастье. И до сих пор я тяжело дышу, Но он прочел, что я сейчас пишу. Итак, пишу: ты тяжело дышала, Твой муж на тряпки разодрал покров И в ярости проникнул в наш альков, Но это кончить нам не помешало. Пусть водку пьет, ты растопила лед: Открылись двери, повалил народ, И мы на обозрении лежали, Не ведая раскаянья, стыда, С тобою — жизнь, обнявшись навсегда, С тобою — смерть моя, в колонном зале; Как памятник несбывшейся любви, И пели в зимней хвое соловьи, Качались люстры, пропадала зала… Потом тебя я встретил на земле, Тебя, с морщинкой легкой на челе, Ты кисточкой по шелку рисовала. * * *
Еще солнце коснуться земли не успело,
А я вернулся домой. Чай уже отчаевничали, а спать не приспело, Дом ли то мой?! Боже, как тихо: ни веточка не шелохнется, Не пролетит Мошка, на лавочке у колодца, Нет, никто не сидит. Значит, где-то копаются в огороде Перед сном, На закате кропят из лейки, Гнутся в проходе Грядок Меж укропом и огурцом. Здравствуй, Чернавушка, я вернулся: Обещался в срок. Солнца круг пригорка едва коснулся, Таким я рисовал колобок В детстве. Быстро же вечереет. Александр Климов-Южин — поэт. Родился в 1959 году. Автор пяти поэтических книг. Соучредитель газеты «Театральный курьер». Лауреат литературных премий журналов «Новый мир», «Юность», «Литературная учеба», а также премий «им. Бориса Корнилова», «Югра».
|