Свежий Номер

№ 5 (67), 2010

Мой поезд вьется змейкой черных нот —
единственное соло в тьме кромешной.
Над ним осколочек луны плывет
свечой недогоревшей —
рождественской, венчальной, погребальной.
Душа и тело.
Бросает взгляд притихший и прощальный —
не догорела.

Вселенная смеется надо мной
и крылья бабочки колеблет в ритме пульса…
Очнувшаяся хрупкость бытия, —
лети!

Мы с тобой говорим на одном языке,
проваливаясь в снег среди черных силуэтов деревьев
или прислушиваясь к дождю, шумящему за окном машины,
закуривая, опуская шторы,
улыбаясь и покачиваясь в такт музыке,
откусывая Биг-Мак в апреле и в августе
и снова прислушиваясь, и снова к дождю,
смывающему зеленую краску трав.
На одном языке, который возникает из отдельных встреч-слов,
поднимающихся к Небу,
как стремление единого пламени, единого костра,
и сливающихся в один большой разговор,
в одно бесконечное слово — Слово Нашего Языка.

В нашем месяце много дней,
им, наверно, не счесть числа.
День Печали и День Теней
растворяются в Дне Тепла.
Дням Счастливым благодаря,
День Усталости и обид
Из Большого Календаря
будет вырван и позабыт.
День Любви зажигает свет
в полумраке пустых квартир,
День Игрушек и День Конфет,
долгий день под названьем Мир.
День Распахнутых окон и
День Бушующей зелени,
рассыпающей локоны
вкруг лица Земли.
День Души и День Просто так,
День, идущий за каждым днем,
День, который любил чудак,
что с собакой гулял вдвоем.
День Оценок, Раздумья день,
День, попахивающий борщом,
День, в который вселилась лень,
День Дождя и День ни при чем.
День невыспавшихся мышей,
прогоняющих скуку прочь!
День, как грифель в карандаше.
День, не переходящий в ночь!
И еще очень много дней,
бесконечного ряда дни…
Ты покрепче вина налей
и бокал за них подними!

Сентябрь, дожди, потухший сад,
свет фар вдали и позади…
Явь, повторенная стократ:
который год — сентябрь, дожди.
Который час? Который миг?
Зонта горбатый материк —
часть света в замкнутой душе.
Колеса старого «Порше»
массируют промокший двор.
Сентябрь крадется, точно вор,
связать водой концы концов
и взмыть в созвездье «Близнецов».
Мой личный дождь. Твой вечный страх
с осенней влагой на губах.

Я буду приходить к тебе во сне,
и сны твои наполнятся лугами,
зеленым лесом, желтыми стогами,
синицами, мелькнувшими в окне.
Я буду приходить к тебе всегда,

благодаря и подавая руку,
доверившись единственному звуку,
родившемуся, знает бог, когда.
Я буду приходить шутя, всерьез,
на всякий случай, нехотя, в досаде,
в каракулях исписанной тетради,
которую, не важно, кто принес.
Я буду… Будем мы. И жесткий круг
реальности рассыплется на части,
на ломтики, румяные от счастья.
В Начале было Счастие, мой друг.

Мой берег, мой берег
закатом овеян.
Мой город осенний
в бульварах рассеян.
Косыми дождями
к земле припадаю,
твоими шагами
свой путь измеряю.
Холодные пальцы
дыханьем согреты,
останься, останься
в мостах и в рассветах,
пронзительной нотой
застывшего кадра!
Ты плачешь? Ну, что ты,
не надо, не надо!
Намокшая озимь,
промокшие люди…
Но больше про осень
не будем, не будем.
Судьба каруселит
в трезвоне трамваев…
Мой город осенний
бульварные кольца сжимают.