Свежий Номер

№ 2 (64), 2010

Д. Цесельчук. Непрерывный фотомонтаж: Избранное. 1964 — 2008: стихи, поэмы, переводы, эссе, интервью, диалоги / Сост. Н. В. Давыдова. — М.: Б-ка газеты «МОЛ», 2008.

Выпускник физфака МГУ Дмитрий Юрьевич Цесельчук — шестидесятник, председатель Московской организации СЛ РФ, поэт, поэт-переводчик, журналист, организатор литературного процесса, один из организаторов неформальной литературной группы «Спектр», в XXI веке возрожденной на базе Союза Литераторов РФ, в представлении не нуждается. Это человек-эпоха, человек-легенда, человек-оркестр. Но для меня Цесельчук, прежде всего, с самого начала и навсегда — поэт:

И вот передо мной уникальное собрание текстов Цесельчука «Непрерывный фотомонтаж: Избранное. 1964 — 2008: стихи, поэмы, переводы, эссе, интервью, диалоги». Почти двести страниц «непрерывного фотомонтажа жизни». В сущности, это не одна, а целых семь книг, изданных в разные годы и впервые собранных под одной обложкой. Сборники «Нотный стан», «В год краснобокой свеклы», «Обличья», «Соучастник» представляют читателю стихи о поэтах и поэзии, философские миниатюры и любовную лирику. «Мартышьи острова» — это стихи и сказки для детей, включая переводы с латышского: «Где ночует дрема» Я. Балтвилкса и «Лис-грамотей» П. Зирнитиса. Собственно переводам англоязычной, латышской, литовской, азербайджанской и грузинской поэзии посвящена «Мастерская». Мемуарные  зарисовки о встречах с Иосифом Бродским и Леонидом Губановым, эссе об Элизбаре Ананиашвили и Аркадии Штейнберге, диалоги с Петерисом Зирнитисом и Стасисом Йонаускасом представлены в завершающем сборнике «Единственная революция».
Итак, «Непрерывный фотомонтаж» — книга столь же полижанровая, как и ее автор. Классическая силлабо-тоника перемежается верлибрами, хокку и одностроками, мемуары и переводы соседствуют с дискуссией в «Литературке»… При всем разнообразии этих «пестрых глав» объединяющим началом, цементирующим их в единое целое, является яркая личность автора. Цесельчук категоричен и ироничен, эротичен и предельно серьезен, но, самое главное, он — остро, поразительно современен. Это, наверное, вообще свойственно тому, постепенно уходящему в область легенд, поколению вечных мальчиков со «звездным билетом», которым известно о нашем грешном мире нечто такое, чего нам, рожденным позднее, не узнать уже никогда:

Непрерывный фотомонтаж подразумевает жадное, пристальное, ежеминутное разглядывание жизни, нет — вглядывание в нее, стремление «во всем дойти до самой сути». Цесельчук ведет постоянный, не прекращающийся ни на минуту диалог, точнее — полилог:  с жизнью и с читателем, с современниками и с потомками. Порою он провокативен,
порой — сакрален, а чаще — все это одномоментно:

Поэт и мыслитель, переводчик и просветитель, Дмитрий Цесельчук заставляет нас пристальнее всматриваться во все мимолетности и первоосновы бытия, когда

Татьяна Кайсарова в предисловии к книге «В год краснобокой свеклы» говорит о том, что все мы идем по жизни, как по некоей ленте Мёбиуса и, к сожалению, часто проходим мимо друг друга. «Стоит чьей-то невидимой руке разорвать «ленту» в любом непредсказуемом месте, — продолжает Кайсарова, — и она превратится в полосу чьих-либо воспоминаний о событиях, фактах, потрясениях, встречах…» Именно в такую «полосу» и превратилась пестрая лента семикнижья Цесельчука. Эта лента обвивает читателя, кружит и кружится, завораживая непрерывностью поэтического удивления перед миром.
«…Автор книги “Непрерывный фотомонтаж” принадлежат к поэтам, не отрекающимся от окружающей реальности, но в то же время видящим и другую реальность», — говорит в предисловии к сборнику Цесельчука один из крупнейших современных «специалистов по другой реальности» Юрий Мамлеев. Остается лишь согласиться с ним.

Юрий Коньков. Ржаворонок. — М.: Вест-Консалтинг, Библиотека журнала «Современная поэзия», 2009.

Юрий Коньков: член лито «Рукомос», певец весны и меланхоличный романтик. Так поэт аттестован на последней странице обложки книги с цепляющим, ржаво-ржуще-жарким названием «Ржаворонок».
В одном из стихотворений Коньков умоляет — читателя? Бога? — неважно: «Позволь стать поэтом, пророком, паяцем», — выстраивая примечательный синонимический ряд и без излишней рефлексии себя в него встраивая. Если верить все той же последней странице обложки, Коньков «неравнодушен к кофе, кошкам и колокольчикам». Сразу вспоминается старый шуточный тест: «Чай, собаки, Пастернак или кофе, кошки, Мандельштам?» Однако не к мандельштамовской поэтике тяготеет Коньков, а скорее, к гумилевской. Во всяком случае, на первый взгляд. Толпятся, пестрят в книге мотивы, связанные с паломничеством в страну Востока: минареты, Индии, дамасские базары, но… Что это? Это уже не Гумилёв, это уж скорее ближе к Саше Черному:

Сравнение на грани фола впечатляет акмеистическим вниманием к детали, однако, будучи подкрепленным (и усугубленным) двумя последующими строчками оно заставляет читателя  удивиться и сменить игривый настрой трагическим:

Именно возможность неожиданного финала и делает поэзию Конькова непохожей и интересной. Жаль, что финалов таких маловато.
Но не только отзвуками Гумилевских строчек звенит «Ржаворонок». В стихотворении «Глиняный век» («Пусть век не серебряный — глиняный, / но и глина звенеть может!») поэт провозглашает «поход супротив скукотищи, из провода прущей» и просит на это благословения  не более не менее, как у самого «Сергея Александровича», по всей видимости, Есенина. Да и свое поэтическое кредо Коньков формулирует (точнее, провозглашает) развернутой метафорой  практически в духе имажинизма:

А вот и весточка от эго-футуриста Игоря Северянина:

Так и хочется продолжить: «Весь я в чем-то норвежском, весь я в чем-то испанском…». Много, ох, много еще водится непуганных жар-птиц в «заповедниках словарных» русской поэзии. Автору «Ржаворонка» тридцать три года. Освященный традицией возраст осознания своего пути и предназначения. Книга же в целом производит впечатление игровой (браконьерской?) «площадки молодняка». Лишь иногда проклевывается серьезность, намечается выход из привычного со-бытийного расхожего круга. Тогда голос обретает глубину, зрелость,

А так, попросту, на каждый день — мир есть воля, представление и игра в бисер: