Свежий Номер

№ 1 (135), 2016

надежда ты, надежда, занесена, подснежна,
глядят пустые вежды, и ветер черпаком
кидает километры, ни продыха ни где ты,
земля вползает в лето. по ком жужжат, по ком?
разменивая будни мелькаемы безлюдны,
косые скулы студня, а в слове молоко,
цепляться память стала, устала, замолчала,
мычит во тьме мочало, а слово далеко.
забрезжить — значит выжить, растет под сенью рыжик,
съезжает снег по крыше, меж пальцев решето.
за продыхом и охом лежит не то что плохо,
в открытой точке вздоха протянутое о-о.
не выбраться с равнины, с оторванности, с льдины,
осунувшись, мужчины глядят во тьму, глядят:
качается равнина, отворена пучина,
дом, дерево и сына котятами летят.
открытка за открыткой, улитка за улиткой,
я — человек-попытка, а как тебя зовут?
меня зовут копытка, наутро не стучит-ка,
но вечером — калитка, где, чудится, нас ждут.

здесь на неправильной дорожке
следы неправильных людей,
здесь каждый пес надежду гложет
в толпе воспитанных идей.
здесь человек на горизонте
и одинок и массовит,
то слово выкинет, всесилен,
то, нос повесивши, сидит.
то хруст, то мякоть на разломе,
то лед, то оттепель лица,
то ощущение награды,
то без просвета и конца.
и я тут есть, мед, пиво вижу,
в сенях на полке — холодец,
а человеческие лыжи
непостижимы, как свинец.

за кодировкой данного лица прочти уклончив голос шельмеца,
мы на зимовке красного словца начнем и кончим лучшего певца.
на горизонте обитает день, через плечо заглядывает тень,
всемирно обитаемая лень неизмеримо крепка как кремень.
навряд ли мы похожи на народ, немногим себе нравиться везет,
узнаешь если правду наперед, вовеки не откроешь этот рот.
смелее только белка в колесе, удачливее белка на сосне,
ценнее только шуба на лисе, лицо твое распахнуто во сне.
надежда начинается на НА, собака охраняет свое БА,
татьяна прихорашивает ТА, и тело расширяется до ЛА.
вживую и вплотную к колесу, вода, тебе я воду принесу,
и живности, распрыгавшись ко сну, наверняка покажут всю весну.
немые обнимаются, мыча, живые кувыркаются, журча,
светила начинаются с луча, и девочка проснется, лепеча.
за самым поворотом у воды подступят к горлу старые пруды,
и старость, забывая про следы, уткнется в состояние беды.
отныне только то произойдет, что получило смертности завод,
истории растоптан этой крот, хорош был день, а мог быть целый год.
не слушая чужое ремесло, не веря что и здесь не пронесло,
грядет толпы бескрайнее число, чтоб угодить под кол и колесо.
сквозь пустоту оврагов и людей, вне утвари, уделов и идей,
глядят глаза непленной чистоты, гляди, куда они посмотрят, ты.

I mean you know what I mean:
не забирай меня отсюда,
не оставляй меня другим,
не превращай меня в посуду.
I mean you know what I mean:
не покидай меня седым,
не прекращай писать словарь,
не береги свои потери,
не опрокидывай столы,
не кушай простыни в постели,
не забывай меня в лесу,
не обрывай на полуслове,
I mean you know: волк в неволе
не превращается в лису.

и в этом сумраке чужом
располагается наш дом.

собака, ждущая кончины,
не завершает писанины.

I mean you know what I mean:
не оставляй меня одним.

когда бы судьба могла
подать голосок из угла,
когда б основатель небес
мне облаком в сердце исчез,
когда б накопившийся чан
немых обитателей стран
открыл обобщения дверь
и выпустил стадо свиней
из диких помоев души,
(когда ты проснешься — скажи),
и, высвечен новой звездой,
народ себе хлопал рукой,
и песня, которая нет,
как птица летела в ответ,
(в пещере иных перспектив
находится мой негатив)
и ветер гудящих полей,
и всадник его — воробей,
и бабочка — ангел его,
и целая сумма всего
навеки была неразбита
как атомы алфавита.