Свежий Номер

№ 6 (128), 2015

— Учитель, где сядем мы, чтоб насладиться Пасхой?
— Пасха Моя приготовлена до начала времен.
…Шли осторожно, озираясь с опаской.
Пётр слишком горяч. Иуда слишком умен.

Агнец Божий, Свет, не объятый тьмою,
ученикам сказавший: «Не воскресну, пока не умру.
Вы же все чисты. Вот только ноги омою
вам, омою и насухо оботру».

Как на разбойника, вышли вы на Меня,
а Я был среди вас и не прятался ни на миг.
Даже темной ночью был ясен Я, как при свете дня,
и по извилистым тропам всегда ходил напрямик.

И при свете факелов в Гефсиманском саду,
слыша звон оружия и крики злобы людской,
не противясь, кротко, Я вам навстречу иду,
наполненный вечной жизнью и предсмертной тоской.

Пилат умывает руки — от крови — в крови.
Не смущаясь, у всех на глазах, ему не впервой.
Для чего все кричат «распни»? Лучше бы — «отрави»,
«удавкой стяни», «лицо подушкой накрой»?

Мало ли способов превратить живых в мертвецов?
Кто придумал распятье? Какой кретин?
Но просят «распни» — и распнем, в конце-то концов,
кресты на холме — прекрасный сюжет для картин.

Божественный Лик один среди страшных масок,
тяжелый, смертный, уродливый карнавал.
Божественный Свет среди темных, багровых красок.
Сотни голов, в которых разум и не ночевал.

Процессия движется медленно, надвое рассекая
толпу уродов. Поклятья и хохот кругом.
Но эта женщина в черном, скажите мне — кто такая? —
губу закусившая, плачущая, стоящая особняком.

И земля сотряслась, и разорвалась завеса в храме,
и Солнце померкло, и отворились гроба.
Поникло пронзенное тело с раскинутыми руками,
покосилась табличка «Царь Иудейский» на вершине столба.

И сотник Лонгин сказал: «Воистину Он был Сын Божий,
праведный человек, несокрушимый Свет!»
А рядом стражник с глумливой рожей
ухмыльнулся: «Подумаешь! Был — и нет!»

Так, среди вселенского развала,
где, куда ни глянь, везде — разлад,
плоть Его во гробе ночевала,
а душа сошла в глубокий Ад.

Сущностью же был Он — на Престоле,
одесную Вечного Отца,
полон сострадания и боли,
и кровавый пот стекал с лица.

Почил в день субботний. Пеленами обвит.
Как младенец в вертепе — не хватает вола и осла.
Для вечности безразлично — заснул или просто — убит.
И смерть уже догадалась, что не того унесла.

И ад, Его поглотивший, понимает — не удержать.
Было сладко, а стало горько. Род Адама спасен.
Казалось бы все на месте — камень, стража, печать.
Но близится полночь, и стражников клонит в сон.