Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерЛитобозВедущий — Владимир Коркунов
МОНОЛОГ О ВЕЧНОМ Подборка Джулии Демидовой «Оставайся моей тоской» («Зинзивер», № 3 / 2015) — вторая, опубликованная в «Зинзивере». Но первая, в которой она, в прошлом москвичка, представляет город на Неве. Хотя ее поэзия мне всегда казалась питерской — отдающей туманами и моросью непрекращающегося дождя, где сливаются в единое целое русское духовное начало и европейская традиция жизни.
Стихи Джулии — непрерывный монолог, не рассчитанный на слушателя (во всяком случае, это не главное), это самопсихотерапия, дерзновенная попытка понять себя. Очевидна и стилевая перекличка с Мариной Цветаевой — потому, видимо, достаточно часты соответствующие цитаты-эпиграфы: * * *
Жнец — милосерден: сожнет и свяжет,
Поле опять прорастет травой… М. Цветаева Вызрело, вымокло кровью раскрытых предсердий:
я ряд продолжаю, только-то и всего. На перекрестье дорог — Возница, будь милосердней и кратким путем довези до Царствия Твоего. Или другой покажи — по осоке и щебню, так, как сейчас, с перекрестья дорог, преклоняясь, иду. Зерна горчичные! — веруй: я спею и крепну, чтобы занять свое место в ряду. МЕЖДУ ТВЕРЬЮ И ЛЮБОВЬЮ
Анна Сургур — тоже не исконно санкт-петербургский автор, она переехала в северную столицу из Твери, которая, как известно: «в Москву дверь». В случае Анны зов сердца направил в противоположную сторону — в сплетения поражающей воображение архитектуры, ореола поэтических эманаций, объятий мужа, наконец.
Подборка «Научилась в осени жить» («Зинзивер», № 3 / 2015) не вполне характерна для автора. Историк по образованию, Анна вплетает в повествование много конкретно-географических особенностей. Когда-то, работая над вступлением к дебютной книге Анны Сургур «Четырехлистник», я обратил внимание на наивное в смысле литературной изощренности, но искреннее стихотворение, разграничивающее ее тверское и питерское бытие: «Отнял у меня город.
Все, он теперь ревнует. Взгляд. Равнодушье. Холод. Лед вместо губ целую. Мост. Берега четки. Бетонное коромысло. Маленькая девчонка. В этом стихотворении, после более четверти века жизни в Твери, звучит то, что потерялось в повседневности, было обыденным и не таким-то дорогим. Но все обостряется, когда подходишь в некой точке. То ли — невозвращения. То ли — взросления. Что, в принципе, одно и то же.
Это признание в любви, помноженное на расставание с детством и с этой самой любовью». Сегодня ее стихи выглядят более отстраненно и филологически обточенно: Город, словно готов шагнуть
Прямо в воду. И не дышать. Камень-гром и Невы хомут. Эх, пропащая ты душа…. Оттого ли, что взрослая жизнь душит детские эмоции и разрыв происходит уже не с жизнью «до» (да и всем в совокупности), а где-то на подсознательном уровне, на подкорке — и скрыт даже от всепроникающего любопытства?
|