Главная страница
Главный редактор
Редакция
Редколлегия
Попечительский совет
Контакты
События
Свежий номер
Книжная серия
Спонсоры
Авторы
Архив
Отклики
Гостевая книга
Торговая точка
Лауреаты журнала
Подписка и распространение
Свежий Номер
№ 3 (125), 2015
Перекличка поэтов
Вадим ТЕРЁХИН
НЕ ДЛЯ ПОТЕХИ И СЛАВЫ
* * *
* * *
Не думая о каждом часе
Невольно прожитого дня,
В безудержном однообразье
Уходит время от меня.
Но разгоняет жизни морок
Дитя, рожденное на свет.
Последний раз мне будет сорок,
Ну, то есть, сорок девять лет.
И если стоит жить на свете
Не для стяжания венцов,
Нам радость — бабочки и дети
И звон прощальных бубенцов.
Нам радость — данная свобода,
Господь, творящий естество.
И честь достойного ухода
Под сень могущества Его.
Невольно прожитого дня,
В безудержном однообразье
Уходит время от меня.
Но разгоняет жизни морок
Дитя, рожденное на свет.
Последний раз мне будет сорок,
Ну, то есть, сорок девять лет.
И если стоит жить на свете
Не для стяжания венцов,
Нам радость — бабочки и дети
И звон прощальных бубенцов.
Нам радость — данная свобода,
Господь, творящий естество.
И честь достойного ухода
Под сень могущества Его.
* * *
С первых дней двадцать первого века,
Только пальцы начну загибать,
Как в грядущем дела человека
По приметам смогу угадать.
Это он высшей волей и даром,
Крылышкуя легчайшим письмом,
Примостившись над вечным пожаром,
Из соломинок строил свой дом.
И как самое в мире простое
Из любых человечьих начал,
Этот дом с прямотой сухостоя
Над бушующей бездной стоял.
Время шло, все круша и сметая,
Но ничто не менялось в дому.
И служила пыльца золотая
Самым крепким цементом ему.
Только пальцы начну загибать,
Как в грядущем дела человека
По приметам смогу угадать.
Это он высшей волей и даром,
Крылышкуя легчайшим письмом,
Примостившись над вечным пожаром,
Из соломинок строил свой дом.
И как самое в мире простое
Из любых человечьих начал,
Этот дом с прямотой сухостоя
Над бушующей бездной стоял.
Время шло, все круша и сметая,
Но ничто не менялось в дому.
И служила пыльца золотая
Самым крепким цементом ему.
* * *
Мы всегда пребываем вдвоем:
Я и ты — как жар птица.
Как тебе удалось уместиться
В тесном теле моем?
Говорят, ты у нас хороша,
Из-под рваной рубахи
В разудалом славянском размахе
Рвешься к небу, душа?
Говорят, нам с тобой повезло.
И порядок понятен,
Если мало на совести пятен,
Расступается зло.
Я и ты — как жар птица.
Как тебе удалось уместиться
В тесном теле моем?
Говорят, ты у нас хороша,
Из-под рваной рубахи
В разудалом славянском размахе
Рвешься к небу, душа?
Говорят, нам с тобой повезло.
И порядок понятен,
Если мало на совести пятен,
Расступается зло.
* * *
За какие такие грехи
Он не знает — как жить до получки.
Замминистра читает стихи.
И над ним в небесах нет ни тучки.
Мало пишет, дела и дела.
Не доволен собой замминистра.
Что напишешь на поприще зла?
Ну, а в небе по-прежнему чисто.
Он не знает — как жить до получки.
Замминистра читает стихи.
И над ним в небесах нет ни тучки.
Мало пишет, дела и дела.
Не доволен собой замминистра.
Что напишешь на поприще зла?
Ну, а в небе по-прежнему чисто.
* * *
А. Типакову
На искусстве не наваришь,
Жить не будешь сыто-пьяно.
Только старший мой товарищ
Вновь бренчит на фортепьяно.
Люди держат в мыслях числа.
Люди думают о деле.
Ты какого ищешь смысла
В этом музыкальном теле?
От такой пустой работы
Что в миру себе оставишь?
Ты какие ищешь ноты
Среди черно-белых клавиш?
Лик его высок и светел.
На вопросы нет ответа.
Только музыка и ветер
Обнимают части света.
Он привержен лире стойко
С обреченностью мессии.
И несется птица-тройка
Вновь по Матушке-России.
Жить не будешь сыто-пьяно.
Только старший мой товарищ
Вновь бренчит на фортепьяно.
Люди держат в мыслях числа.
Люди думают о деле.
Ты какого ищешь смысла
В этом музыкальном теле?
От такой пустой работы
Что в миру себе оставишь?
Ты какие ищешь ноты
Среди черно-белых клавиш?
Лик его высок и светел.
На вопросы нет ответа.
Только музыка и ветер
Обнимают части света.
Он привержен лире стойко
С обреченностью мессии.
И несется птица-тройка
Вновь по Матушке-России.
* * *
Слышишь, заводит сверчок
Песню на лире запечной.
Как бы мир не был жесток,
Слово и музыка вечны.
Мы рождены, чтоб пропасть.
Канет во мгле бесконечной
Слава, богатство и власть.
Слово и музыка вечны.
Как же нам жить на земле
Просто, неспешно, сердечно?
В мире, лежащем во зле,
Слово и музыка вечны.
Жизнь поместилась в семь нот.
Но в суете быстротечной
Все в этом мире пройдет.
Слово и музыка вечны.
Песню на лире запечной.
Как бы мир не был жесток,
Слово и музыка вечны.
Мы рождены, чтоб пропасть.
Канет во мгле бесконечной
Слава, богатство и власть.
Слово и музыка вечны.
Как же нам жить на земле
Просто, неспешно, сердечно?
В мире, лежащем во зле,
Слово и музыка вечны.
Жизнь поместилась в семь нот.
Но в суете быстротечной
Все в этом мире пройдет.
Слово и музыка вечны.
* * *
В. Чижевской
Поэты не пишут доносы,
Что все здесь не так — вкривь и вкось —
Про сложную жизнь и партвзносы.
Уж так на земле повелось.
Как сладко начальству вопросы
Подкинуть про то и про се.
Но вот ведь — не пишут доносы
Поэты, не пишут, и все!
Под едкий дымок папиросы,
А слово их не воробей,
Поэты не пишут доносы.
Не пишут они, хоть убей!
Ну, нету у них интереса
Вот так расточать словеса.
Но можно представить Дантеса,
Открывшего миру глаза.
Поэты поют мадригалы.
Они поголовно добры.
Они посылают сигналы
В иные миры.
Что все здесь не так — вкривь и вкось —
Про сложную жизнь и партвзносы.
Уж так на земле повелось.
Как сладко начальству вопросы
Подкинуть про то и про се.
Но вот ведь — не пишут доносы
Поэты, не пишут, и все!
Под едкий дымок папиросы,
А слово их не воробей,
Поэты не пишут доносы.
Не пишут они, хоть убей!
Ну, нету у них интереса
Вот так расточать словеса.
Но можно представить Дантеса,
Открывшего миру глаза.
Поэты поют мадригалы.
Они поголовно добры.
Они посылают сигналы
В иные миры.
* * *
Я вступлю в борьбу с коварством
И останусь — невредим —
Полновластным государством
По названию Вадим.
Стану доблестным и мудрым
Для того чтоб все враги
Знали твердо — каждым утром
Им вставать не с той ноги.
Я живу во многих лицах —
Сам-свобода, сам-тюрьма —
Распахну свои границы
Вдохновенья и ума.
Укрепиться между строчек
Помоги мне, Божий Сын.
Истребляют одиночек,
Ну, а я-то не один.
И в сражении суровом
Среди пепла и огня
Я прошу, чтоб только Слово
Не оставило меня.
И останусь — невредим —
Полновластным государством
По названию Вадим.
Стану доблестным и мудрым
Для того чтоб все враги
Знали твердо — каждым утром
Им вставать не с той ноги.
Я живу во многих лицах —
Сам-свобода, сам-тюрьма —
Распахну свои границы
Вдохновенья и ума.
Укрепиться между строчек
Помоги мне, Божий Сын.
Истребляют одиночек,
Ну, а я-то не один.
И в сражении суровом
Среди пепла и огня
Я прошу, чтоб только Слово
Не оставило меня.
* * *
Как говорят, поклонников пера,
Кто числится не меньше, чем поэтом,
В России миллиона полтора.
Но каждый признан только Интернетом.
Когда поэт заходит в Интернет,
Он светится, слоняясь в зоне риска,
Экраном, отражающим тот свет.
Он облачен, как плотью, жестким диском.
Душа его бессмысленно парит
В бескрайнем поле Интернет-культуры.
Она зависит от клавиатуры.
Боится смерти — клавиши Delete.
Всегда духовной жаждою томим,
Он ждет, как снизойдет от сайта Музы
Все то, что шестикрылый Серафим
Воздвигнул в электронные ресурсы.
Кто числится не меньше, чем поэтом,
В России миллиона полтора.
Но каждый признан только Интернетом.
Когда поэт заходит в Интернет,
Он светится, слоняясь в зоне риска,
Экраном, отражающим тот свет.
Он облачен, как плотью, жестким диском.
Душа его бессмысленно парит
В бескрайнем поле Интернет-культуры.
Она зависит от клавиатуры.
Боится смерти — клавиши Delete.
Всегда духовной жаждою томим,
Он ждет, как снизойдет от сайта Музы
Все то, что шестикрылый Серафим
Воздвигнул в электронные ресурсы.
* * *
Я — поэт, большой бездельник,
Жду по четвергам погоды.
И живу почти без денег
Я на краешке свободы.
Мирозданье постигаю
С беспристрастностью зоила.
И безропотно слагаю
В длинные столбцы чернила.
Извлекаю соль из хлеба,
Кровь — из вены, сок — из клюквы.
Вижу на странице неба
Время, спрятанное в буквы.
Спешно заношу в тетрадки
Драгоценные минуты —
Все на уровне догадки,
Приближения к чему-то.
Я обязан жить бездомным
Там, где шар земной пинаю.
Перед темным и огромным
Знать, что ничего не знаю.
Путь мой явно беспримерен:
В повседневной круговерти
Я нисколько не уверен
Ни в рождении, ни в смерти.
Жду по четвергам погоды.
И живу почти без денег
Я на краешке свободы.
Мирозданье постигаю
С беспристрастностью зоила.
И безропотно слагаю
В длинные столбцы чернила.
Извлекаю соль из хлеба,
Кровь — из вены, сок — из клюквы.
Вижу на странице неба
Время, спрятанное в буквы.
Спешно заношу в тетрадки
Драгоценные минуты —
Все на уровне догадки,
Приближения к чему-то.
Я обязан жить бездомным
Там, где шар земной пинаю.
Перед темным и огромным
Знать, что ничего не знаю.
Путь мой явно беспримерен:
В повседневной круговерти
Я нисколько не уверен
Ни в рождении, ни в смерти.
* * *
Темен язык и обиден, и зол,
Если он следует дикой природе.
Солнечным светом наполнить глагол
Призваны были Кирилл и Мефодий.
Им помогло провиденье само —
Вера, смирение, промысел Божий.
И обрастало навеки письмо
Речью прямой, не на чью непохожей.
Ради спасенья, во имя Христа,
Чтоб замолить оскверненное тело,
Как мотылек на огонь, на уста
Одушевленное слово летело.
Каждый теперь в этом племени мог
Сквозь воспаленные связки гортани
Правильно славить того, кто есть Бог!
И называлось то племя — славяне.
Если он следует дикой природе.
Солнечным светом наполнить глагол
Призваны были Кирилл и Мефодий.
Им помогло провиденье само —
Вера, смирение, промысел Божий.
И обрастало навеки письмо
Речью прямой, не на чью непохожей.
Ради спасенья, во имя Христа,
Чтоб замолить оскверненное тело,
Как мотылек на огонь, на уста
Одушевленное слово летело.
Каждый теперь в этом племени мог
Сквозь воспаленные связки гортани
Правильно славить того, кто есть Бог!
И называлось то племя — славяне.
* * *
Предчувствуя скорую встречу,
Шатаясь меж улиц и звезд,
Находишь соцветие речи,
Чей умысел явно не прост.
Ему повинуешься слепо,
Повержен зловещей судьбой.
Быть может, бездонное небо
Опять поделилось с тобой.
Быть может, Оттуда явилась
Тончайшая хрупкая нить,
Тебе наказав Божью милость
На белом листе сохранить.
А может на уровне клетки,
Чья суть первобытно чиста,
Вложили далекие предки
Свой голос вот в эти уста.
И ночью, когда на досуге
Ты в дебри сознанья проник,
Очнешься, услыша в испуге
Повисший над джунглями крик.
И хочется дикому детству,
Ответствуя, не изменить:
Над собственным несовершенством
Угрюмо по-волчьи завыть.
Шатаясь меж улиц и звезд,
Находишь соцветие речи,
Чей умысел явно не прост.
Ему повинуешься слепо,
Повержен зловещей судьбой.
Быть может, бездонное небо
Опять поделилось с тобой.
Быть может, Оттуда явилась
Тончайшая хрупкая нить,
Тебе наказав Божью милость
На белом листе сохранить.
А может на уровне клетки,
Чья суть первобытно чиста,
Вложили далекие предки
Свой голос вот в эти уста.
И ночью, когда на досуге
Ты в дебри сознанья проник,
Очнешься, услыша в испуге
Повисший над джунглями крик.
И хочется дикому детству,
Ответствуя, не изменить:
Над собственным несовершенством
Угрюмо по-волчьи завыть.
* * *
Зрелость — она бескорыстней.
Знает все цены побед.
Самые трудные в жизни
Первые семьдесят лет.
Каждому выдано право
И назначенье жреца
Не для потехи и славы
Слышать сквозь небо Творца.
Нет тяжелее науки,
Не растеряв по пути,
Эти волшебные звуки
Миру суметь донести.
Знает все цены побед.
Самые трудные в жизни
Первые семьдесят лет.
Каждому выдано право
И назначенье жреца
Не для потехи и славы
Слышать сквозь небо Творца.
Нет тяжелее науки,
Не растеряв по пути,
Эти волшебные звуки
Миру суметь донести.
* * *
Не двигается время вспять,
Но водит грифелем по коже.
И перед ним не устоять.
Мы не становимся моложе.
И впредь не будем лучше мы.
Так очевидно и понятно,
Что наши светлые умы
Затмят проявленные пятна.
Мы не отвертимся уже,
Не избежим дурных отметок.
Найти смирение в душе —
Все, что осталось напоследок.
Но водит грифелем по коже.
И перед ним не устоять.
Мы не становимся моложе.
И впредь не будем лучше мы.
Так очевидно и понятно,
Что наши светлые умы
Затмят проявленные пятна.
Мы не отвертимся уже,
Не избежим дурных отметок.
Найти смирение в душе —
Все, что осталось напоследок.
* * *
Время привязано к числам.
Только сойдешь за порог —
Крепко таинственным смыслом
Держит тебя поводок.
Вмиг улетят восвояси —
Только его оброни,
Сбросив телесные связи,
Семикрылатые дни.
Каждый, найденный в капусте,
Взятый в едином числе,
Маленький колышек грусти,
Вбитый на этой земле.
Только сойдешь за порог —
Крепко таинственным смыслом
Держит тебя поводок.
Вмиг улетят восвояси —
Только его оброни,
Сбросив телесные связи,
Семикрылатые дни.
Каждый, найденный в капусте,
Взятый в едином числе,
Маленький колышек грусти,
Вбитый на этой земле.
* * *
Е. Т.
В день десятой годовщины
Признаю, насколь мы разны.
Женщина — душа мужчины,
И душа моя прекрасна.
Окрести меня щепотью.
Подними меня над бездной,
Окруженной грубой плотью
И тщетою бесполезной.
Слаб я и тебя не стою —
Даже маленькой частицы,
Но своею красотою
Дай мне с миром примириться
Признаю, насколь мы разны.
Женщина — душа мужчины,
И душа моя прекрасна.
Окрести меня щепотью.
Подними меня над бездной,
Окруженной грубой плотью
И тщетою бесполезной.
Слаб я и тебя не стою —
Даже маленькой частицы,
Но своею красотою
Дай мне с миром примириться
* * *
Два человека, апрель и январь,
Свежесть весенняя, зимняя стужа —
Мы сочинили себе календарь,
Книгу времен под названием — Ксюша.
Нам удалось средь российских равнин
То, что нельзя совершить в одиночку, —
Два гороскопа составить в один
И получить знак созвездия — дочку.
Соединившись в одно естество,
В сладком грехе между адом и раем,
Мы сотворили себе божество
И по нему свои жизни сверяем.
Свежесть весенняя, зимняя стужа —
Мы сочинили себе календарь,
Книгу времен под названием — Ксюша.
Нам удалось средь российских равнин
То, что нельзя совершить в одиночку, —
Два гороскопа составить в один
И получить знак созвездия — дочку.
Соединившись в одно естество,
В сладком грехе между адом и раем,
Мы сотворили себе божество
И по нему свои жизни сверяем.
* * *
Льву Голыжбину
Вот ты сорвался на крик.
Голос твой громок.
Будем знакомы, мужик,
Ты мой потомок.
Не устою повторять:
Будем знакомы.
Нам теперь рядом стоять.
Вот ты и дома.
Нам теперь лямку тянуть
В жизни кромешной.
Внутренний кончился путь,
Начался внешний.
Нам теперь бремя нести,
Единокровный,
Чтобы суметь обрести
Подвиг духовный.
Голос твой громок.
Будем знакомы, мужик,
Ты мой потомок.
Не устою повторять:
Будем знакомы.
Нам теперь рядом стоять.
Вот ты и дома.
Нам теперь лямку тянуть
В жизни кромешной.
Внутренний кончился путь,
Начался внешний.
Нам теперь бремя нести,
Единокровный,
Чтобы суметь обрести
Подвиг духовный.
* * *
Обрати внимание, прохожий,
Не на помрачение в народе,
А на то, что вечен образ Божий
В каждом первом встречном пешеходе.
Даже если он заочник ада,
Ученик его кругов и петель,
Пожалеть обиженного надо,
Ибо в нем остался горний пепел.
И в тебе, прохожий, вечен тоже
Свет, что неуклюже и нелепо
Бьет тихонько из-под тонкой кожи
И обратно просится на небо.
Не на помрачение в народе,
А на то, что вечен образ Божий
В каждом первом встречном пешеходе.
Даже если он заочник ада,
Ученик его кругов и петель,
Пожалеть обиженного надо,
Ибо в нем остался горний пепел.
И в тебе, прохожий, вечен тоже
Свет, что неуклюже и нелепо
Бьет тихонько из-под тонкой кожи
И обратно просится на небо.
Вадим Терёхин — поэт, сопредседатель Союза писателей России, председатель правления Калужского областного отделения Общероссийской общественной организации «Союз писателей России», член-корреспондент Петровской академии наук и искусств (Санкт-Петербург), действительный член академии Российской словесности (Москва), действительный государственный советник II класса Калужской области. Родился в 1963 году в пос. Песоченский Тульской области. Закончил Казанское высшее военное командно-инженерное училище ракетных войск им. маршала артиллерии М. Н. Чистякова и Московский литературный институт им. А. М. Горького. Служил на космодроме Байконур. Лауреат литературных премий: Международной Премии «Имперская культура» имени Эдуарда Володина (2012), Литературной Премии «Белуха» имени Г. Д. Гребенщикова (2012), Премии Центрального федерального округа Российской Федерации в области литературы и искусства (2009), обладатель почетного приза поэтического Форума в Бахрейне (2007), Всероссийской литературной премии «Отчий дом» имени братьев Киреевских (2002 г.), дипломант II Филаретовского конкурса религиозной поэзии в Интернете (2001), литературной премии издательства «Золотая Аллея» (2000), литературной премии имени Марины Цветаевой (1998 г.), Всероссийской премии Фонда поддержки демократии для молодых писателей (1996).