|
МАШИНИСТКА
ХЕМИНГУЭЯ
Это звучит
как церковная музыка. Мой приятель только что вернулся из Нью-Йорка, где
для него кое-что печатала машинистка Эрнеста Хемингуэя.
Он преуспевающий писатель, так что берет по возможности лучшее. Этим лучшим
оказалась женщина, которая печатала для Хемингуэя. От одного этого захватывает
дух и легкие мрамореют в молчании.
Машинистка Эрнеста Хемингуэя! Она воплощение мечты любого молодого автора
— ее руки, похожие на клавесин, ее совершенно пронзительный взгляд, не
говоря уж о том, с каким глубоким звуком она печатает.
Он платил ей 15 долларов в час. Это побольше, чем зашибает сантехник или
электрик.
120 долларов в день! Для машинистки! Он сказал, что она сделает для тебя
все. Просто отдаешь ей экземпляр и как по волшебству получаешь чистейшую
рукопись, грамотную орфографию и пунктуацию, до того прекрасную, что слезы
наворачиваются на глаза. А абзацы смотрятся как греческие храмы, и она
даже заканчивает за тебя предложения.
Она хемингуэевская. Она хемингуэевская машинистка.
ХЭЛЛОУИН
В ДЕНВЕРЕ
Она думала,
что в этот Хэллоуин дети не придут под дверь выпрашивать сласти, и ничего
для них не купила. Кажется все просто, не так ли? Ну что ж? посмотрим,
что из этого получится. Это может быть небезынтересно.
Начнем с того, как я отреагировал на диагноз, который она поставила ситуации,
сказав: «Черт, купи что-нибудь детям. Как-никак живешь на Телеграф-Хилл.
В этом районе Сан-Франциско полно детей. Кто-нибудь обязательно заглянет».
Я сказал это таким тоном, что она сходила в магазин и вернулась через
несколько минут с картонкой жвачки. Жвачка была в маленьких коробочках
под названием «чиклетс», ее была уйма. «Доволен?», — спросила она. Она
Овен по знаку. «Да, — сказал я, — Я по знаку Водолей».
Еще у нас были две тыквы, по знаку Скорпионы. Поэтому я уселся за кухонный
стол и стал вырезать из тыквы голову. Я взялся за это впервые за много
лет. Было в общем нескучно. У моей тыквенной головы один глаз получился
круглый, а другой треугольный и дебильная ведьмацкая ухмылка. Она приготовила
чудный ужин — красную сладкую капусту с колбасками, и запекла в духовке
яблоки. Потом она взялась за тыкву, а ужин аппетитно томился. Тыква у
нее вышла очень модерновая. Какое-то техническое устройство, а не тыквенная
голова.
За все время, что мы резали по тыквам в дверь не позвонили ни разу. Ни
одного колядующего, но я не впал в панику, хотя жуткое количество «чиклетсов»
ерзало от нетерпения в большой вазе. Мы сели ужинать в семь тридцать,
и ужин был объедение. Потом трапеза кончилась, а детишек не было как не
было, а уже перевалило за восемь, и тучи стали сгущаться. Я занервничал.
Я стал воображать, что сегодня никакой не Хэллоуин. Она само собой взирала
на происходящее в ауре буддистской невинности и старательно обходила молчанием
тот факт, что ни один ребенок в маскарадном костюме не мелькнул под дверью.
Лучше от этого не становилось.
В девять часов мы улеглись на ее постель и поболтали о том о сем, а я
уже был на взводе оттого, что маленькая нечисть о нас забыла, и я сказал
что-то вроде: «Где эти маленькие сволочи?»
Я перенес вазу с «чиклетсами» в спальню, чтобы выбежать к детишкам раньше,
чем прозвенит звонок. Ваза мрачно громоздилась на прикроватной тумбочке.
Зрелище дышало тоской одиночества. В девять тридцать мы начали трахаться.
Примерно пятьдесят четыре секунды спустя мы услышали, как толпа детей
вбежала на крыльцо под ураган хэллоуиневских воплей и сумасшедшие трели
звонка. Я опустил взгляд на нее, она подняла взгляд на меня, взгляды встретились
под наш хохот, впрочем, не слишком громкий — потому что вдруг оказалось,
что нас нет дома. Оказалось, мы в Денвере, держимся за руки на перекрестке,
ждем пока зажжется зеленый.
Перевел
с английского Иван ЮЩЕНКО
|