Александр Давыдов. Три шага к себе... М.: Наука (серия «Русский Гулливер»), 2005.
В
новый сборник Александра Таврова «Три шага к себе...» вошли три повести,
написанные им с октября 1982 по январь 1987 года. Хотя, по сути, это не
три самостоятельных произведения, а лишь части одной большой вещи. Как
справедливо заметил автор в начале повести «Ночка»: «пришлось мне написать
одну штуковину, которую я назвал «Ноль», а новое могло произрасти из любой
ее фразы». Конечно же, и «Сто дней», и «Ночка» — продолжение всего того,
что уже было заявлено в «Ноле».
Жанр всех трех произведений автор определил как повесть. Между тем их
следовало бы назвать трехчастным дневником, поскольку они представляют
собой не что иное, как рассуждения автора по поводу эпохи, в которой он
живет.
И «Ноль», и «Сто дней», и «Ночка» связаны прежде всего образом рассказчика.
Это человек, переживший духовный кризис, потерявший всякие ориентиры в
мире, «оболочку, отделяющую его от мира», и пытающийся найти новую опору.
Рассказчик чувствует полную беззащитность, это его, естественно, угнетает,
он хочет вновь создать себе какую-то защиту, вновь гармонизировать мир.
Остро осознав свое одиночество, он жаждет выяснить, отчего так произошло,
и в конце концов приходит к выводу, что это было неизбежно.
Если в первой части сборника рассказчик ни к кому конкретно не обращается,
а точнее, его слова адресованы всем, кто откроет книгу, то в третьей части,
на мой взгляд, наиболее лиричной и наиболее интересной с точки зрения
языка, появляется образ молчаливого слушателя — маленького сына рассказчика.
Правда, слушателем его в прямом смысле назвать нельзя, так как ребенок
спит, но важно то, что монолог рассказчика адресован теперь не широкой
аудитории, а близкому ему человеку. Совершенно меняется интонация. Первой
части сборника свойственна откровенная публицистичность, рассказчик, с
одной стороны, копается в себе, ищет объяснения тому, что с ним происходит,
но с другой стороны, у него нет ни внутренних противоречий, ни сомнений,
он сумел логически объяснить себе свое состояние, он поучает читателя,
он абсолютно уверен, что его модель мира правильна. В третьей же части
сборника рассказчик уже не столь категоричен. Исчезает резкость, интонация
становится более интимной. Последняя повесть больше других приближена
к художественной прозе.
Стиль всех трех частей сборника эклектичен. Это что-то среднее между публицистикой,
художественной литературой и философией. А какой же еще стиль может быть
у произведений, написанных в «эпоху безвременья», когда все вокруг теряет
форму?
Но, как говорит автор, «при недостатке форм эпоха ноля — всегда эпоха
мысли», так что, по-видимому, этот сборник, написанный в предперестроечный
и перестроечный периоды, представляет собой наибольшую ценность с точки
зрения содержания, а не формы.
Евгений СТЕПАНОВ